Для меня это была более чем лестная оценка, и в дальнейшем во взаимоотношениях с Рауёй я всегда старался полностью соответствовать ей.

Если совсем откровенно, то и мне запомнилось то утро, когда мы впервые увидели друг друга.

Рауя шла навстречу, мы столкнулись взглядами, и она подняла руку, чтобы поправить причёску. Этот жест её означал немалое. Так безотчётно делают многие женщины, когда на них производит сильное впечатление человек противоположного пола.

Как я уже упоминал, вследствие пребывания на заимке Гайнутдина здоровье моё пошло на поправку, и я делал всё возможное, чтобы ускорить этот процесс. В особенности мне нравилось плавать в Ольме, и с каждым днём я преодолевал всё большие водные расстояния.

Среди прочих новых знакомых на реке мне довольно часто доводилось встречать и старшую дочку соседей.

Прелестная татарочка обычно попадалась на дорожке бетонной дамбы, которой была опоясана островная часть города, в том числе и наша Тихоновка, и несколько раз я видел, как она гоняла по Ольме на лёгкой дощатой байдарке, ловко орудуя двухлопастным веслом.

Байдарка была личной её собственностью. Закончив очередную одиночную регату, Рауя оставляла её на ближней лодочной станции.

Этот тёплый, пожалуй, даже жаркий сентябрьский субботний день не предвещал ничего особенного и проходил по обычному для меня расписанию.

Во второй половине дня, когда солнце преодолело три пятых пути от зенита до горизонта, я в очередной раз отправился на реку. На своём всегдашнем месте сбросил с себя одежду и обувь и вошёл в воду.

Утром я уже совершил примерно километровый заплыв, и теперь мне хотелось пройти ту же дистанцию.

«Ты и я – одно целое», – сказал я воде, погружаясь в неё по пояс, а затем и по грудь. И оттолкнувшись от дна, взял направление на прежний утренний ориентир.

Метрах в двухстах от берега, я заметил приближающуюся байдарку с загорелой девичьей фигурой. Это была Рауя. Соседушка приветливо улыбалась. Безусловно, у неё было желание перемолвиться со мной. Это видно было по выражению лица, прежде всего по улыбке, которая была адресована мне.

Она размеренно взмахивала веслом, и байдарка ровно двигалась, пересекая мне путь. Я сбавил темп, почти остановился, чтобы пропустить девушку.

Нас разделяло не больше пяти метров, когда моторная лодка типа «Казанки» на подводных крыльях, мчавшаяся параллельным с байдаркой курсом, в некотором отдалении за ней, вдруг резко повернула и устремилась прямо на это крохотное утлое судёнышко.

– Куда! Назад! – закричал я и замахал рукой, требуя остановиться. И тут же понял, что лодочник смертельно пьян, что он в невменяемом состоянии и совершенно не осмысливает свои действия.

– Береги-ись! – снова закричал я, пытаясь привлечь внимание Рауи к приближающейся опасности. Она оглянулась, и в то же мгновение последовало ужасное столкновение.

Удар пришёлся в середину байдарки. Лодочку смяло и начало как бы складывать пополам; взлетели куски обшивки, показавшимися особенно тёмными на светлом фоне небосвода. Девушку подбросило вверх, она взмахнула руками и упала, ударившись головой о руль искорёженного судёнышка.

«Казанка» без какой-либо задержки продолжила свой сумасшедший маршрут, а силуэт обездвиженного женского тела стал скрываться под всё увеличивающимся слоем воды. Я рванулся вперёд и, сделав вдох, почти сразу же нырнул, устремив взгляд на очертания фигуры, тающие в зеленоватой полумгле. Где-то в подсознании отметилось, что мои физические занятия, в том числе йога на задержку дыхания, не прошли даром, что сейчас я снова способен на многое, включая погружение на достаточно большую глубину. Но всё это шло вторым планом, прежде всего я молил о том, чтобы выдержал стресс и не перестал функционировать организм девушки.

На глубине приблизительно четырёх метров, мне удалось схватить тонущую за волосы. И тут же, что было сил, я устремился к солнечному свету, блёклому и размытому.

Вот мы уже на поверхности. Жадно хватая ртом воздух, я повернул девушку лицом вверх и, продолжая удерживать её за волосы, поплыл к берегу.

Было абсолютное безветрие, на реке – никакого волнения, и лицо спасаемой неизменно оставалось поверх воды. Ещё помогало то, что голова её затылком легла на мою согнутую в локте левую руку.

Я рвался к берегу в каком-то исступлении, бешено работая свободной рукой и ногами.

Уже на бетонном откосе дамбы, признаюсь, я несколько секунд лежал без движения, не имея возможности пошевелиться. Но затем необходимость действий заставила превозмочь себя. Положив девушку животом себе на колено, я стал ритмично надавливать ей на спину, чтобы тем самым усилить давление в области груди.

К счастью, мне не пришлось делать ни искусственного дыхания, ни каких-либо иных дополнительных действий, рекомендуемых при спасении утопающих. Видимо, вода не попала в лёгкие и у моей соседки просто была рефлекторная остановка дыхания.

После восьми или десяти надавливаний Рауя вдруг напряглась, резко с надрывом закашлялась и сразу же задышала. Сначала прерывисто, с продолжающимся подкашливанием, а затем глубоко и немножко взахлёб, как после быстрого бега. Я положил её на спину. Девушка открыла глаза, и мы встретились взглядами.

– Что случилось? – спросила она. – Как я здесь оказалась?

Опёршись руками о бетон, она села и некоторое время довольно безучастно и бессмысленно смотрела в сторону реки.

– Где моя байдарка? – последовал следующий вопрос. И тут же – полный вдох и свободный выдох. Девушка всё больше оживала и приходила в себя.

Дотронувшись до виска, где пунцовела довольно заметная ссадина, Рауя легонько простонала:

– А, так этот тип всё-таки наехал на меня!

Она повернула голову, и я проследил за её взглядом. Невдалеке от нас виднелась та самая злополучная «Казанка».

Как я понял, моторка на всей скорости влетела на откос дамбы и так и осталась на нём. Находившийся в лодке человек спал теперь беспробудным пьяным сном.

Я предложил Рауе дойти до речного вокзала, до которого было рукой подать, и вызвать «скорую», но она ответила, что чувствует себя вполне удовлетворительно и в медицинской помощи не нуждается.

– Вы спасли меня, – сказала Рауя. – Теперь я обязана вам по гроб жизни. Не знаю, как вас благодарить…

– Никто ничего никому не обязан, – ответил я. – И никаких благодарностей. Вы остались живы, а что может быть выше этой награды?

Обменявшись ещё несколькими словами, мы поднялись на верх дамбы, спустились по другую её сторону и по тропинке, петлявшей среди тростника, направились к нашим Садовым Выселкам. Я намеревался пойти домой, но Рауя сказала, что хотела бы в моём присутствии рассказать о случившемся своему отцу.

Как обычно, Анвар Мустафин был во дворе, занимаясь очередным судёнышком.

Узнав о столкновении на реке, он переменился в лице и некоторое время не мог произнести ни слова. Придя же в себя, стиснул обеими руками мою ладонь и, по-прежнему молча, упёрся в меня неподдельно благодарным взглядом.