знаешь, как зовут этого торговца. – Рома смерил француза апатичным взглядом. – В любой другой день ты бы просто отошла от него. Он никто, и звать его никак. Пойдем отсюда.

Она стиснула свой бокал. Разумеется, глупо устраивать сцену в танцевальном зале, тем более когда вокруг столько иностранцев – тех самых, чье уважение ей так необходимо, если она собирается получить от них полезную информацию.

В эту минуту торговец ухмыльнулся и сказал:

– Стало быть, теперь вы подчиняетесь Белым цветам, да? Мадемуазель Цай, что бы на это сказали ваши погибшие Алые?

Джульетта швырнула свой бокал на пол, и он разлетелся вдребезги.

– Только попробуй еще раз открыть свой рот. – Она впечатала торговца в стену с такой силой, что его голова с глухим стуком ударилась о мрамор. Джульетта отвела руку, чтобы еще раз врезать ему, но тут ее талию обхватили железные руки и оттащили назад.

– Уймись, – прошипел Рома, так близко наклонившись к ее уху, что она ощутила жар его губ. – Или я швырну в эту стену тебя саму.

По затылку Джульетты забегали мурашки, но она не смогла бы сказать, от злости это или от того, что ее тянет к нему. Как жестоко, что всякий раз, когда Рома Монтеков оказывается так близко, он делает это, чтобы ей угрожать. К тому же сейчас его угрозы беспричинны, она в своем праве.

Злость победила. Как всегда.

– Давай, швыряй, – проговорила она сквозь зубы.

Рома не пошевелился. Он не станет этого делать – Джульетта это знала. Угрожать легко, но нельзя допустить, чтобы другие увидели, как они ссорятся, ведь их сотрудничество так важно в борьбе с этим шантажистом.

– Так я и думала.

К этому времени торговец уже пришел в себя и, избегая смотреть на Джульетту, торопливо направился вглубь зала, удирая, как испуганный зверек. Рома отпускал ее талию медленно, как будто боялся, что торговец прибежит обратно и ему опять придется оттаскивать ее.

Джульетта смотрела на осколки своего бокала, рассыпанные по полу.

– Сядь, – сказал Рома. В его голосе не было сочувствия, он говорил бесстрастно, без всякого проявления чувств. – Я принесу тебе другой напиток.

Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и ушел. Джульетта нахмурилась, понимая, что выбора у нее нет; она подошла к столику, опустилась на стул и обхватила голову руками.

– Значит… – Рома вернулся, поставил перед ней бокал и тоже сел.

Джульетта подавила вздох. Она знала, о чем он спросит.

– Значит, вы работаете над вакциной?

– Да. – Джульетта потерла лоб и тут же поморщилась, осознав, что испачкала пальцы косметикой. Ей следовало бы огрызнуться, сказать, чтобы он не лез не в свое дело, но она так устала от этого дурацкого танца, от всей этой бесполезной информации и тупиков. Ей даже не пришло в голову остановиться, прежде чем ляпнуть: – У нас есть записи, которые остались после Пола.

Поэтому-то господин Монтеков и дал Роме это задание. Мотать на ус все то, о чем проговорится Джульетта.

– И что вы будете делать, когда воссоздадите его вакцину? – спросил Рома, похоже, не заметив, что Джульетта достала из своего бокала кубик льда и трет им пальцы, чтобы смыть с них макияж.

Джульетта резко засмеялась. Внезапно она порадовалась тому, что здесь так темно, что лампочки в люстрах светят тускло, ведь благодаря этому не виден не только ее размазанный макияж, но и одержимость, которая сейчас наверняка ясно читается на ее лице.

– Если бы все зависело от меня, – хрипло проговорила она, – я бы разослала ее по всему городу, защитила бы всех, чтобы лишить шантажиста влияния. – В ее руке вдруг появился нож, и она вонзила его в столик, раскрошив кубик льда. – Но… мой отец может вместо этого прислушаться к Тайлеру. И тогда мы дадим бесплатную вакцину только Алым, а остальным будем ее продавать. Как-никак это разумный вариант. Тот, который принесет прибыль.

Рома ничего не сказал.

– У вас осталось мало времени, – продолжала Джульетта только потому, что знала – теперь он слушает ее очень внимательно. – Тебе нужно начать кампанию по захвату наших данных, чтобы Белые цветы смогли первыми поставить вакцину на рынок.

Она выдернула свой клинок из столика, и осколки льда полетели во все стороны, усыпав маленькую столешницу. Ее всегда губила именно надежда, погубит и теперь. Надежда на то, что хотя она преподнесла ему информацию на блюдечке, он не станет этого делать, надежда на то, что она, быть может, достаточно дорога ему, чтобы он сохранил все в тайне.

С какой стати ему это делать? У него нет причин любить ее, ведь она дала ему столько оснований ее ненавидеть. И все же она настолько глупа, что все равно хочет его испытать.

– Нам пора, – сказал наконец Рома. Джульетта быстро взглянула на него, но, похоже, он давно уже думал о другом. – Нам надо съездить по тому адресу в Гуньшане. Возможно, там мы и найдем нашего шантажиста.

– Вряд ли, – пробормотала Джульетта. Она убрала свой нож и, встав, изобразила реверанс, как будто они были всего лишь партнерами по танцам, которые прощаются после вечера, проведенного вместе. – Увидимся завтра на вокзале.

Не дожидаясь его ответа, она взяла свое пальто и вышла из танцевального зала в зимнюю ночь.

* * *

На крыше «Байлемэня» Маршалл наслаждался холодным ветерком, позволяя ему трепать себе волосы. Если он поскользнется, то упадет – а стена здесь гладкая, так что ему не за что будет ухватиться. Подумав об этом, он еще крепче вцепился в стоящий рядом столб и прижался к башенке, возвышающейся в центре крыши.

Внизу происходило движение. Огни «Байлемэня» отражались в лужах, и Маршалл прочел красно-желтую надпись «ТАНЦЕВАЛЬНЫЙ ЗАЛ “ПАРАМАУНТ”» задом наперед. Он не удивился, увидев, как из дверей быстро вышла Джульетта и сразу же ступила в лужу, как будто испорченные ботинки могли улучшить ей настроение.

– Интересно, что натворил Рома, – произнес Маршалл вслух.

Он получил ответ на свой вопрос – хотя и окольным путем, – когда минуту спустя из «Байлемэня» показался Рома и сделал несколько шагов по мостовой, однако проигнорировал бросившихся к нему рикш. Вместо этого он задрал голову и испустил короткий вопль. Маршалл отклонился назад, чтобы Рома не увидел его, но ему не стоило беспокоиться. Через пару секунд Рома уже торопливо шагал в направлении, противоположном тому, в котором исчезла Джульетта.

– Трагично, ничего не скажешь, – пробормотал Маршалл. Монтековы так любили все драматизировать.

Но ему не хватало этого драматизма, не хватало того чувства, которое он испытывал, находясь в самом сердце кровной вражды, расколовшей город надвое. Будь