Он уселся в своей комнате, раскрыл задачник и началготовиться к завтрашнему семинару. Учеба давалась ему легко, ведь институт онвыбрал не только по способностям, но и по склонностям, по душе. Он учился там,где хотел, и изучал то, что ему было по-настоящему интересно. Задачки поматематике он щелкал как орехи, одновременно думая о предстоящем разговоре смамой. А может, не стоит его затевать? Мать расстроится, ведь Костя видел, какона радовалась, когда отец встрепенулся, ожил, стал похож на себя прежнего,деятельного, активного. Но Костя не сможет жить спокойно, не расставив всеточки над "i". Он должен понять, имеет ли он право негодовать наотца, запрещающего ему отлучаться по вечерам из дома, или такого права у негонет. Ладно, пусть отец не пускает его на свидания, это уже вопрос самого Кости- слушаться или нет. Скорее всего, он послушается и запрет не нарушит. Но ондолжен понимать, справедливы ли его мысли и чувства и есть ли у него в семьеединомышленник.

Мать вернулась, как обычно, уставшей настолько, что не моглаговорить. Изматывающие пятичасовые переговоры, которые она должна былапереводить синхронно, потом частный ученик, потом двухчасовые занятия на курсахнемецкого, где она вела "продвинутую" группу бизнесменов,совершенствующих знание языка и разговорную практику перед отъездом внемецкоговорящую страну. Понятно, что язык у нее не ворочается. А тут еще Костясо своими проблемами…

- Мам, тебе суп греть? - крикнул Костя из кухни, покаАнна Михайловна переодевалась.

- Греть, - коротко и негромко ответила она.

- А макароны?

- Нет.

Пока мать молча ела суп, Костя сидел за столом напротив нееи собирался с духом. Бедная мама, у нее даже не хватает сил спросить, как дела,есть ли новости. А может… Может, ей все равно? Может, ей тоже не нужна эта канительсо слежкой и последующей местью Главному Гаду, может, для нее важно толькоодно: чтобы отец снова почувствовал себя главой семьи, мужчиной? Чтобы непревратился окончательно в труху их брак, ставший похожим на холодную войну стех самых пор, когда отец остался без работы и все материальное обеспечениесемьи из четырех человек обрушилось на мамины плечи?

Попробуй- ка прокорми, кроме себя, еще троих мужиков!

- Мам, вам с отцом, наверное, было бы легче, если бы мыс Вадькой ушли в армию, - Костя не уследил за собой и произнес вслух мысль,неожиданно пришедшую ему в голову.

Анна Михайловна положила ложку и строго взглянула на сына.

- Ты вообще соображаешь, что говоришь?

- Соображаю, - уверенно ответил Костя, хотя вовсе небыл уверен в этом, просто брякнул первое пришедшее в голову. - Мы с Вадькой -взрослые мужики, едим в три глотки, нас одевать нужно. А так мы бы два годабыли на государственном обеспечении. И тебе не пришлось бы так много работать.На тебя же смотреть невозможно без слез - такая ты приходишь каждый день сработы.

У отца амбиции крупного руководителя, он себе работу найтииз-за этого не может, сидит на твоей шее, но его одного ты бы как-нибудьвытянула, а тут еще мы с Вадькой. У меня стипендия грошовая, а у него так ивовсе никакой. Что, я не прав?

- Ты безусловно не прав, Костик, - мягко произнесламать. - Ты прекрасно знаешь, что делается в нашей армии, какая там дедовщина,как измываются над солдатами и деды, и, самое ужасное, командиры. Ты знаешь,какой уровень самоубийств среди солдат? А сколько побегов? Ты думаешь, этинесчастные мальчики от сладкой жизни бегут? Ничего подобного, они от кошмаровбегут, от побоев, истязаний и вымогательства. Я недавно синхронила встречупредставителей Комитета солдатских матерей с австрийцами и швейцарцами, тактакого там понаслушалась - не приведи господь! А наши еще документы принесли,статистику, аналитические обзоры, я их потом три дня переводила для передачи вкакой-то швейцарский фонд. Ужас! Но мы с отцом все это знали и раньше, поэтомуи настраивали вас с Вадиком на обязательное поступление в институт с военнойкафедрой. А если вас бы в Чечню послали? Два года неизвестности, два годапостоянных мыслей о том, как вы там, не бьют ли вас, не унижают ли, не голодныели вы, не убили ли вас… Нет, мы с папой этого не пережили бы. Да и вам было бытяжко.

Ты- то ладно, ты сильный и жесткий, тебя кто обидит -дня непроживет. А Вадечка? Ты представляешь, что бы с ним там было? Он такой хрупкий,такой тонкий, такой слабенький… Ты всю жизнь был рядом с ним и его защищал, а вармии его никто не защитил бы. Если бы у нас были деньги, мы бы дали за васвзятку и купили бы вам белые билеты. Но таких денег у нас нет, поэтому ваше инаше с папой единственное спасение - институт. А то, что мне приходится многоработать, - это ерунда, выбрось из головы, у меня здоровье лошадиное, меня ещенадолго хватит.

Но Костя видел, что это на самом деле не так. Никакое у мамыне лошадиное здоровье, она тайком от отца и сыновей пьет какие-то лекарства, даи выглядит совсем не так, как всего два года назад. За эти два года онапостарела лет на десять, вон сколько морщин появилось, как будто ей не сороктри, а все пятьдесят пять.

- Вот вы с отцом и запугали Вадьку до такой степени,что он сухожилия себе порезал, только чтобы в армию не идти, - с непонятнооткуда взявшейся злостью выпалил он. - И лежит теперь в больнице. От заражениякрови чуть не умер. С депрессией справиться не может. По-твоему, это лучше, да?

Глаза Анны Михайловны налились слезами, но голос ее былпо-прежнему ровным и четким. Она была высокопрофессиональнымпереводчиком-синхронистом, и это означало, что, какие бы чувства она нииспытывала, что бы у нее ни болело и как бы плохо ей ни было, голосом она будетвладеть на все сто процентов.

- Это бессмысленно обсуждать, сынок. Что случилось, тослучилось. История не знает сослагательного наклонения, это старая, всемизвестная истина. И если мы с папой будем чувствовать себя виноватыми в этом,Вадику легче не станет.

Да, подумал Костя, чудны дела твои, генетика! Мать толькочто слово в слово повторила то, что месяц назад говорил сам Вадька. Надо же, дочего интересно воплотились родители в своих сыновьях! От матери Косте досталисьрешительность, сила и здоровье, от отца - внешность, широкие плечи, сильныеруки и ноги. Вадик же взял от мамы хрупкость и субтильность фигуры и ееспокойную мудрость, а от отца - обидчивость, ранимость и пассивность. Вот иполучились два брата такими непохожими друг на друга.

Но разговор, такой, какой нужен был Косте, не получился. Онс самого начала пошел не в ту сторону, а все из-за неосторожно произнесеннойвслух фразы об армии. Дурак! Сам виноват. Мама смертельно устала, и, еслисейчас Костя начнет заводить шарманку про свои права на личную жизнь, это будетуж вовсе бессовестным. Как там у Достоевского? "Ну это уж подло'" Вотименно. Он и без того заставил ее столько говорить, хотя ей больше всего насвете хотелось бы сейчас помолчать. Ладно, перенесем на следующий раз, темболее к следующему разу в голове у Кости, наверное, будет больше ясности,появятся какие-то четкие аргументы, которые можно будет обсудить с матерью.