Три недели спустя Бек выразился еще откровеннее. «Германии, – писал он, – противостоит сегодня коалиция Чехословакии, Франции, Англии и Америки, и сотрудничество этих стран уже сейчас гораздо более тесное, чем в 1914 году». В своем «завещании» в июле и августе Бек снова вернулся к этой теме. Америка уже сейчас является поставщиком определенных видов вооружения для Англии. Он предсказывал, что США в случае войны будут поставлять в Англию все, что ей будет нужно, дополнив экономическую помощь пропагандистской и политической поддержкой. Американское общественное мнение уже подготовлено к этому, предупреждал он, а экономика страны сейчас в двадцать раз мощнее, чем в 1914 году. В заключение он писал:

«Если Америка бросит весь свой огромный военный потенциал на чашу весов Англии и Франции (что, к сожалению, вполне возможно), то военная мощь, направленная против Германии, особенно в случае длительной войны, возрастет в такой мере, что Германии нечего будет ей противопоставить».

Мы не знаем, читал ли Гитлер все эти записки целиком, хотя он конечно же знал о точке зрения Бека. Однако фюрер не ценил ни самого Бека, ни его мнение и на совещании 10 августа 1938 года дал ясно понять своим военным советникам, что, невзирая на пораженческие настроения Генерального штаба, он будет осуществлять свои планы. Об Америке не было сказано ни слова, а неделю спустя последовала отставка Бека[71].

Легко понять, почему Америка так редко учитывалась в континентальных планах рейха. Мы уже говорили о том, что Гитлер испытывал глубочайшее презрение к американским военным и полностью разделял взгляды Беттихера на военную промышленность США. Ранее мы уже видели, что Гитлер с течением времени стал рассматривать вступление Америки в Первую мировую войну как фарс, перевооружение американской армии как «чистой воды надувательство», а сведения об объемах производства «гигантским преувеличением». По мере того как Германия усиливала свою континентальную крепость, Гитлер стал считать военное вторжение Америки в Европу совершенно невозможным, и, по его мнению, без своего военного присутствия США не могли играть в Европе никакой роли. Существует масса доказательств того, что взгляды фюрера разделяли и высшие руководители нацистской партии. Министр иностранных дел заявил в ноябре 1940 года Молотову, что вступление Америки в войну «не имеет для Германии никакого значения», по-скольку «Германия и Италия никогда не позволят англосаксам высадиться на европейском берегу». Таким образом, любая попытка вторжения с самого начала была обречена на провал. Американскому посетителю Риббентроп охарактеризовал американское вторжение в Европу как «комедийную катастрофу», как «совершенно смехотворное», «абсолютно безумное» предприятие. Геббельс, Гесс и другие высказывали аналогичное мнение[72].

Поэтому трудно избавиться от мысли, что, хотя в Берлине и признавали влияние Америки на Европейский континент, важным политическим и военным фактором его не считали. При составлении своих планов немецкие политики и военные могли учитывать Америку при определении сроков своих действий или ссылаться на ее пример, но она всегда являлась для них второстепенным фактором. Только тогда, когда континентальные операции стали зависеть от положения дел на море, а также из соображений помощи своему союзнику на Дальнем Востоке, Гитлер начал, и то против своей воли, оглядываться на Соединенные Штаты.

Что касается Европы, то, когда, несмотря на уверенность Гитлера, Америка все же вступила в войну, в ОКВ все оказались в полной растерянности, что, впрочем, вовсе не удивительно. На следующий день после нападения японцев на Пёрл-Харбор генерал Йодль позвонил своему заместителю Варлимонту и потребовал у него информацию о том, какова вероятность американского вмешательства в европейскую войну. Варлимонт ответил, что «мы до этого никогда даже не рассматривали возможности войны с Соединенными Штатами и поэтому не имеем никаких данных, на основе которых можно было бы составить подобный прогноз». Ответ Йодля («попробуйте все-таки что-нибудь сделать») породил у Варлимонта такой комментарий: «Только после этого, и никак не раньше, начали мы разрабатывать стратегию немецких действий против Америки».

Европейский конфликт за годы, прошедшие с момента вторжения немцев в Польшу до нападения японцев на Пёрл-Харбор, перерос постепенно в мировую войну. Гитлер не смог ограничить боевые операции знакомым ему театром военных действий. Главной причиной того, что война перекинулась на те районы, которые он очень плохо знал – Атлантический океан и Дальний Восток, – стало вступление в нее Америки.

Политика Германии в отношении США и ее военно-морская политика с 1939 по 1941 год представляет собой борьбу Гитлера за то, чтобы избежать осложнений, которые принес бы с собой столь неожиданный поворот событий. Он был уверен, что битва за Атлантику – это всего лишь операция сдерживания, в то время как на самом деле она стала главной ареной боевых действий, в чем безуспешно пытались убедить фюрера его же собственные адмиралы.

Для характеристики фона, на котором разворачивались все эти события, мы должны кратко рассмотреть три основных фактора, действовавшие в годы, предшествовавшие началу мировой войны: личное отношение Гитлера к военно-морскому флоту, немецкую морскую традицию, которую унаследовал фюрер, придя к власти, а также планы и подготовительные меры, осуществленные военно-морским флотом Германии к 1939 году.

Гитлер, как мы уже писали раньше, не был поклонником военного флота. Он считал старый флот открытого моря, воевавший в Первую мировую войну, «парадным соединением», «романтической игрушкой» и «мишенью для вражеских артиллерийских учений». Его боязнь моря и дискомфорт, который он испытывал, когда при нем говорили о морской политике, отмечал не только Ганфштенгль. Командующий подводным флотом Германии Карл Дёниц писал, что «для Гитлера война на море была чем-то страшным и непонятным». А фюрер сам однажды признался: «На суше – я герой, на море – я трус».

Гитлер считал, что роль флота – вспомогательная и заключается в поддержке операций на суше. Впервые встретившись с командующим немецким флотом адмиралом Эрихом Редером, он дал ему ясно понять это. «Роль флота, – заявил Гитлер Редеру, – заключается в рамках его ответственности перед европейской континентальной политикой». Семь лет спустя он придерживался той же точки зрения и на совещании руководителей флота заявил, что «только решение всех наших проблем на суше позволит нам выполнить свои задачи в воздухе и на море». Эту точку зрения не следует считать сбалансированным взглядом на взаимоотношения между сухопутными и морскими силами. Адмирал Редер писал, а другие поддерживали его мнение, что Гитлер «плохо понимал опосредованный характер воздействия морских сил и то давление, которое он мог оказать на врага на суше в случае благоприятного географического положения». Гитлера, по словам адмирала, интересовало только одно: «сравнительные данные о скорости, размерах, вооружении и огневой мощи кораблей». На основе этого он и делал свои теоретические заключения. Он совершенно не понимал таких элементов морской стратегии, как наличие базы флота, зависимость от доступности портов, от союзников и географического положения».