Иногда он приглашал к себе знакомых, намекая им, что это великое благо – сидеть с ним за одним столом и вкушать с ним пищу. Те приходили к нему и пребывали в странном состоянии, не понимая, кто он на самом деле – бизнесмен или поп. Перед трапезой он читал молитву, осенял стол крестным знамением и начинал учить всех праведной жизни. У приглашенных это вызывало разную реакцию: некоторые в определенной степени зависели от него и делали вид, что поражены его преображением и преклоняются перед его исканиями, другие решали, что в этот дом больше ни ногой. На самом же деле он просто тренировался на них, представляя их своей будущей паствой.

Чем больше он занимался своим религиозным самообразованием, тем навязчивее становилась идея строительства собственной церкви, мечети или синагоги. Когда он оставался наедине с самим собой, фантазии и видения будущего проплывали перед его глазами…

В своих мечтах он уже заказал проект храма и создал новую религиозную общину «У Всевышнего за пазухой», чья доктрина не совпадала ни с одним известным учением – из каждого он взял понемногу. И новое общество с ограниченной ответственностью заработало в полную силу.

В проект нового культового сооружения Сема вложил не только деньги, но и всю свою изобретательность. За год на окраине города появилась необычная пирамида из мутного стекла с красным шаром на самой вершине, внутрь ее вел такой же необычный круглый вход около метра в диаметре. Чтобы туда попасть, следовало отвесить поклон, согнувшись пополам. Там вас встречали одетые в ярко-красные накидки служители, а на их шеях висели красные шарики. По центру здания на возвышении стояла круглая трибуна, с которой велись проповеди. Над головой простиралось огромное пространство в несколько десятков метров, что поражало воображение всех, кто сюда попадал. Служители нового культа были не новички в этом деле, Сема сманил их из конкурирующих конфессий, пообещав более высокий доход. Выучив новую доктрину, они рьяно взялись за новую работу.

Проповедь полагалось слушать только на мягких диванах, лежа на спине с закрытыми глазами, без обуви, но в чистых носках (диванов стояло около тысячи, бомжам и безработным вход был запрещен, доктрина гласила: если ты не преуспеваешь, значит, ты не нужен). Налагать на себя крестное знамение и воздевать руки к небу, стоя на коленях биться лбом в пол не требовалось, надо было просто два раза присесть перед началом молитвы и три раза после ее окончания. В десять утра по воскресеньям на проповедь и общую молитву приглашали не звонкие колокола, а мелодичный голос местного муэдзина, льющийся с самой вершины нового храма, на латышском языке призывая в «пирамиду вечной жизни». Муэдзином подрабатывал старый еврей, бывший известный оперный певец.

В самом начале ложи в пирамиде заполнялись меньше чем на треть, но потом народу это понравилось, и с каждым днем людей становилось все больше и больше. Через полгода уже приходилось записываться на проповедь, покупая специальные купоны разового очищения. Грешить по новой доктрине разрешалось сколько хочешь и как хочешь, только надо было обязательно приходить на проповедь и тем самым очищаться. Если кто-то разорялся, то сразу предавался анафеме. Обман приверженцев всех других конфессий являлся благом и грехом не считался, ибо они были вероотступниками священной пирамиды. Очереди за купонами растягивались на несколько километров, через Интернет их не продавали, человек должен был выстрадать получение вожделенного купона, отмучившись в длинной веренице.

Семина прибыль выросла многократно, он открыл филиалы по всей Европе, вводя в заблуждение местные органы власти названием своей фирмы «Пирамидная терапия XXI века».

Впервые за много столетий против нового учения объединились все конфессии мира, проведя закрытое совещание в Иерусалиме и объявив Семину доктрину ересью и происками сатаны. Но Сема, войдя в свою новую роль, не сдавался, он решил стать мучеником, чему, впрочем, крайне воспротивились жена и трое уже вполне взрослых детей.

Ему виделось, как святая инквизиция сжигает его, как Жанну д’Арк, на костре, и он, корчась от боли, кричит толпе «Вашу мать!..», или как он мечет в своих врагов молнии, превращая их в пепел. Порой ему казалось, что он видит ангелов, и те разговаривают только по-русски, не понимая ни единого слова ни на каком другом языке. Потом они же вдруг говорят только по-латышски и не пропускают в рай никого, кто их не понимает.

К нему прислали эмиссаров, чтобы решить эту проблему полюбовно, без насилия и жертв. Они доходчиво ему объяснили, как его могут покарать силы небесные и земные, если он не прекратит свою богомерзкую деятельность. В случае если он примет верное решение, ему пообещали высокий сан в любой выбранной им конфессии с приличными дивидендами, а также и безопасность, что в нынешней его ситуации было немало.

Переделав построенные пирамиды под выставочные залы и кинотеатры, где фильмы можно было смотреть лежа, он мало в чем проиграл. Люди по привычке покупали купоны, которые теперь назывались билетами, и заполняли залы до отказа.

Как отступные он получил небольшой приход под Ригой, высокий сан, обещание после смерти быть обязательно канонизированным всеми конфессиями как святой. Даже Папа римский прислал ему официальное поздравление в связи с его вступлением в новую должность.

Получив новое звучное имя – отец Амвросий, по выходным дням он проводил службы, грозя своим прихожанам карой небесной и адской серой, если они будут мало жертвовать или пропивать положенную ему десятину…

Тут видения исчезали, и он оставался все тем же Семой Шаензоном, который двигал вперед хлопковый бизнес. Он, конечно, не стал организовывать новое течение в религии, уж очень сильны были конкуренты. Но благодаря своим деньгам, настойчивости и желанию вознестись над другими он получил право проповедовать и носить рясу с крестом. Своего прихода ему все же не дали, поэтому он стал чаще приглашать к себе домой простых смертных, встречая их в своих новых, черных одеяниях, пронзая гостей суровым взглядом строгого всевидящего пастыря, а за обедом читал им проповеди.

Устав от этой двойной жизни, он собрал всю свою большую семью и отправился на Крит – изучить опыт местного православного христианства, а заодно и собраться с мыслями. Правда, поселился он не в скромных кельях тамошнего монастыря, а в роскошной вилле на скале у берега моря.

Вечерами, после ужина с семьей, он облачался в свои монашеские одеяния и шел на берег. Его самолюбию льстило, когда встречные местные жители при виде него осеняли себя крестным знамением и пытались приложиться к его руке. Поначалу ему было неудобно, но, немного попривыкнув, он с удовольствием протягивал руку.

Иногда он смотрел на свою жену и думал: «До чего же ей со мной повезло! Жила бы так себе, дура дурой, ходила бы в синагогу по пятницам… А тут рядом с ней – я! И каждый день!» Она же думала совсем по-другому…

Утром он надевал спортивные трусы, шлепанцы, а на голову от жаркого солнца бейсболку с непонятной надписью на греческом, и прогуливался вдоль моря, рассматривая местные отели. Случайно проходя мимо одного из них, он увидел своего школьного закадычного друга Виктора, с кем сидел за одной партой и которого не видел лет двадцать пять. Сема долго за ним наблюдал издалека, чтобы определить его положение в обществе и выяснить для себя, стоит ли к нему подходить. Потом, заметив, что Виктор беседует с неким гражданином, запястье которого украшал золотой Patek Philippe, Сема решился.