– Когда я был маленьким, я так любил зиму, трескучий мороз, коньки, лыжи! Жарить колбаски на костре в лесу, запивать их горячим чаем с бальзамом из термоса… – мечтательно вспоминал мужчина лет шестидесяти. – А сейчас я бога молю, чтобы зима была потеплее и за отопление надо было бы платить поменьше.

– Вы не знаете? – обратилась к нему дама в шубе, совсем не похожая на нуждающуюся в пособии. – Нам Европа поможет?

Все, кто услышал ее вопрос, прыснули со смеху, вспоминая обещание Остапа Бендера из нетленных «Двенадцати стульев». Уволенный две недели назад начитанный сантехник из тринадцатого домоуправления скрючился пополам и прерывающимся от смеха голосом пообещал:

– Поможет, конечно, поможет! А как по-другому, у них безвыходное положение! Они нас теперь кормить обязаны! Зачем им тут революция?

– Какая революция? – испугалась дамочка. – Когда?

– Великая Европейская социалистическая революция! Будем по новой все делить, что у народа умыкнули! Когда – не знаю, дайте мне свой телефончик, я позвоню, сообщу! – сделал предложение начитанный сантехник.

Дамочка смущенно замолчала. Но благодаря ей настроение у всех, кто был рядом, изменилось к лучшему.

– Говорят, что в Африке народ от голода, как мухи, мрет, – вели невеселые разговоры в конце очереди. – У них там засухи, пустыня надвигается.

– Тяжелое положение. Вчера по радио передавали, – посетовала бабушка, которая занимала здесь очередь, чтобы потом ее кому-нибудь продать.

– Да провались они там пропадом! Они от жары подыхают, а мы тут от холода околеем! Задолбали! Мы им там, в Африке, до лампочки! Они там даже не знают, где мы находимся. А вот нас тут аж скрючило от сострадания. Сколько у нас пенсионеров от голода на тот свет отъезжает, кто-нибудь считал? Уроды! – неизвестно к кому обратился длинноволосый парень. – Только и слышишь раз в неделю: наше правительство выделило помощь такому-то народу. Своему бы, суки, лучше помогали!

Откуда в пять часов утра приходили новости, было известно одному богу и тому, кто их сообщал.

– Собираются дорогу строить через всю Латвию, как в Германии во времена Адольфа, чтобы народ чем-то занять, – передали с хвоста очереди. – На строительство дороги будут брать только тех, кто сдаст экзамен по латышскому языку на вторую категорию!

Возмущение полетело из одного конца в другой.

– Сволочи! Фашисты недобитые! Они хотят, чтоб только латыши здесь выжили, а мы с голоду сдохли! Сами заседают в сеймах, в думах разных, жрут за наш счет! Мы за независимость голосовали, а они нас с гражданством кинули, а сейчас вообще хотят в гроб вогнать! Да мы их сами похороним! – летело со всех сторон. – Чуть что, все на нас валят! Экономике хана! Русские виноваты, плохо учат латышский язык! Когда была советская власть, Москве жопу лизали с утра до вечера! А сейчас на нас отыграться пытаются! Да мы же все дети Божьи!

После этих слов с неба неожиданно полетели большие хлопья белого снега, как бы очищая все вокруг от нахлынувшего возмущения, и вправду, через некоторое время все успокоились. Люди стояли и смотрели вверх, словно произошло чудо. Деревья, дорога, дома покрывались белым покрывалом, и город из безысходного черно-серого превратился в необыкновенную зимнюю сказку, которая принесла с собой тишину. Снег таял на лицах, охлаждая горячие мысли и превращаясь в слезы на щеках. А людей в очереди все прибавлялось и прибавлялось.

Юрис сдал анкету симпатичной женщине, чем-то похожей на его маму. Та, прочтя написанное, с сожалением сказала:

– Да, художнику сейчас вообще тяжело будет устроиться! Может, мы пошлем вас на курсы поваров? Правда, сейчас и повара не нужны, ну будет хоть чем заняться!

Юрис отрицательно помотал головой.

– Вы знаете, я лучше еще подожду! Вдруг что-то подвернется?

Первое пособие обещали перечислить в течение двух месяцев, но как их протянуть – он просто не мог представить. Да и что там за пособие – сто двадцать латов первые три месяца… И потаенная мысль «надо отсюда сваливать!» уже заявила о себе в открытую, и сразу заработал мозг, вычисляя страну, куда можно было бы уехать в одну сторону на сто двадцать латов. Этой страной оказалась православная Греция: во-первых, там выдумали это страшное слово «кризис», во-вторых, там намного теплее и почти гарантия, что зимой ты не околеешь от холода. Чтобы в этом себя еще больше обезопасить, он выбрал Крит, вычитав в энциклопедии, что там несколько раз в году снимают урожаи, есть столетние пальмовые леса и как сорняк растет канабис, что вполне могло заменить алкоголь. Можно там жить и творить, как Гоген в Полинезии.

Чрез полтора месяца Юрис получил на счет долгожданные деньги. За это время он выучил больше сотни греческих слов, навел справки через друзей, что там и как. Узнал, что его подружка-однокурсница из Академии художеств вышла замуж за грека и проживает с ним в Гераклионе на Крите. Рюкзак был собран, краски, кисти и мольберт он тоже прихватил с собой. Купить за сто двадцать латов билет до Крита нереально, но и тут ему повезло – чартерный самолет был загружен не полностью, и ему продали билет за восемьдесят.

Проходя через таможенный контроль, он мысленно давал себе клятву больше никогда не возвращаться в эту страну, где полгода на небе висят серые тучи, деревья эти же полгода в мольбе протягивают к небу голые ветви, прося больше солнца, а зимой вместо мороза сырость и слякоть.

В аэропорту его встретили однокурсница с мужем. Пока ехали на машине к их дому, она порадовала Юриса. В отеле, где работал ее муж, нашлась вакансия официанта, там отдыхает много туристов из России и надо знать русский, но самое главное, что там предоставляют жилье, а для начала это очень хорошо. Юрис обрадовался – все складывалось как нельзя лучше и, наверное, в свободное время он сможет писать картины.

В квартире их жило четверо, на каждого по комнате; двое были греки с материка, один литовец и Юрис. Утром в пять все были уже на ногах, быстро завтракали и отправлялись на работу, куда их отвозил служебный автобус. Официантом Юрис работал не впервые, еще будучи студентом ему не раз приходилось подрабатывать в рижских ресторанах.

Утром они обслуживали клиентов в отеле на завтраке, днем работали в ресторане у берега моря, куда заскакивали перекусить греющиеся на солнце отдыхающие, а вечером в главном здании отеля они суетились между столиками, угождая привередливой публике. Некоторые клиенты были очень милые люди, с которыми можно было пошутить, другие корчили из себя директоров земного шара и свысока смотрели на обслугу, отпуская недовольные замечания. Но по закону обслуживания клиент всегда прав, даже если он идиот.

Когда Юрис случайно подошел к столику Виктора, заговорив с ним, тот, узнав, что официант еще и из Риги, сразу пригласил его после работы выпить за компанию. Юрис тоже обрадовался, всегда приятно встретить на чужбине своего. Это россияне при выезде за границу чаще всего делают вид, что они друг друга знать не знают. А все остальные всегда рады видеть земляка или просто человека, говорящего с тобой на одном языке, и поприветствовать его бокалом вина или хотя бы стаканом воды. От вина Юрис отказался, на работе запрещено, а вот вечером обязательно обещал подойти и показать Виктору маленькую таверну у самого входа в их отель.