Черноморском побережье, чем постройка новых военных кораблей, способных обеспечить безопасность на море. В июне 1912 года Григорович заявил о необходимости проведения учебных маневров, чтобы убедиться, что все расчеты верны, а 16 июня, через несколько дней после принятия Думой его проекта морского строительства, нацеленного преимущественно на Балтийский флот, морской министр обратился по поводу учений к своему сухопутному коллеге. Ссылаясь на угрозу войны с Турцией, а также недостаточный опыт русских войск в подобных операциях, Григорович определил обсуждаемые маневры как «не терпящие отлагательства», прося армию поддержать его ведомство в получении как высочайшего дозволения на широкомасштабные учения, так и требующихся на их проведение средств[334]. И большую часть следующего года офицеры обоих Генштабов провели в Одессе, за разработкой соответствующих планов[335]. В сентябре 1912 года, незадолго до начала Первой Балканской войны, Сазонов призвал морское руководство поторопиться с планированием, предупредив, что, по его мнению, в регионе вскоре произойдет военный конфликт. Он считал, что в случае угрозы турецкому контролю над проливами со стороны третьей державы для защиты русских интересов потребуется высадка войск. Но в Морском генеральном штабе четко понимали, что русские силы еще нуждаются в большой подготовительной работе[336]. В июне 1913 года Григорович обратился к министру финансов Коковцову с просьбой о секретном финансировании намеченных на осень учений[337]. Коковцов отказал, предложив адмиралу подать проект о регулярном финансировании на весенний квартал 1914 года. Однако армейский штаб чересчур затянул с подготовкой требовавшейся флоту информации, и в октябре 1913 года было решено перенести маневры на осень следующего, 1914 года[338].

Угроза распада Османской империи до тщательного апробирования готовящихся планов всерьез тревожила русское правительство, стремившееся упрочить турецкую оборону. Вскоре после окончания Первой Балканской войны возникла идея усилить контроль Великих держав над турецкими финансами. Сазонов выступил против, поскольку опасался, что средства, требовавшиеся вооруженным силам, будут перенаправлены на внедрение внутренних реформ, что будет почти равнозначно приглашению недовольной результатами войны Болгарии вновь попытаться захватить Константинополь. В инструкциях от 1 мая министр подтвердил своим посланникам жесткий отказ России допустить какую-либо третью державу к контролю над проливами, снимая опасения – и по поводу нового наступления болгар, и по вопросу о проливах, – возникшие до того, как Россия подготовилась к захвату важнейшей водной артерии[339]. Копию письма он отослал сперва Сухомлинову, а затем, с приложением одобрения военного министра, – Григоровичу[340]. Адмирал согласился с Сазоновым в оценках экономической значимости проливов, подтвердив, что те «с неизбежностью станут рано или поздно русским достоянием, <…> нахождение которого в руках иностранной державы может грозить отечеству неисчислимыми бедствиями» [Захер 1924: 62–63]. Единственный же надежный способ обеспечить своевременное получение Россией проливов – это «быстро создать на Черном море военный флот такой силы, чтобы он мог при современной политической конъюнктуре овладеть во время войны водами и берегами обоих турецких проливов и не пустить в них флот враждебных держав» – вне зависимости от мнения дружественных. «Только при этом условии достигнет цели и десантная операция», и Россия овладеет проливами [Захер 1924: 64].

Далее он весьма оптимистично отметил, что если судостроительная программа не встретит непреодолимых препятствий, то в течение следующих пяти лет вполне можно будет создать боеспособный флот. А до тех пор, пока Россия подобными морскими силами не располагала, было «важно, чтобы вопрос о проливах не был поставлен вовсе; чтобы никакая другая держава не покушалась на них и чтобы <…> Турция была достаточно сильна <…>, дабы не пустить к Константинополю и Дарданеллам Болгарию». Пожалуй, «непреодолимыми препятствиями» Григоровичу могли представляться тогдашние возможности и состояние черноморских верфей; и вместе с тем русское будущее проливов зависело от строительства даже более мощного Черноморского флота, чем на тот момент предполагалось. Так что, замалчивая вопрос о проливах на международных обсуждениях, русские дипломаты пытались выиграть время для наращивания флота.

МИД и Морское ведомство постоянно обменивались сведениями, поскольку оба занимались проработкой возможных сценариев для России. Начальник Второго оперативного отделения Морского генштаба, специально ведающего делами Черного моря, капитан А. В. Немитц также поддерживал план усиления Черноморского флота и уже некоторое время занимался этим вопросом [Алхазашвили 2000: 109][341]. Первым высокопоставленным дипломатом, решившим этот вопрос с ним обсудить, стал барон М. Ф. Шиллинг, директор канцелярии Министерства иностранных дел и близкий друг Сазонова. Во время состоявшейся 17 июня беседы Шиллинг отметил, что «цель Министерства иностранных дел – обеспечить России завладение проливами в случае общеевропейской или вообще большой европейской войны» [Захер 1924: 66]. Немитц позже имел еще ряд встреч с помощником Шиллинга и также близким другом Сазонова – Н. А. Базили, которому вскоре отослал новый вариант своей прошлогодней «Объяснительной записки», где из общих экономических, стратегических и историко-политических соображений он объяснял цели России в отношении Черноморских проливов. Если в прежнем докладе он отдельно на необходимости судостроения на Черном море не останавливался, то теперь заявлял о том с самого начала, указывая, что «России необходимо быть готовой [овладеть обоими турецкими проливами] в ближайшие же годы» [Захер 1924: 54–57, 66; Шацилло 1968: 104].

Подход самого Базили был более детальным. Он полагал утрату контроля над Черным морем неизбежной, если Россия как можно скорее не приступит к наращиванию военно-морских сил, – к трем уже одобренным Думой дредноутам необходимо прибавить еще «три (или еще лучше четыре) дредноута новейшего типа с [более современной] 14-дюймовой артиллерией»[342]. В духе прошлогодних дискуссий между русским и французским морскими штабами Базили высказывается в пользу создания Средиземноморской эскадры, которая помешала бы Турции сосредоточить мощнейшие флагманы против России, а также могла бы блокировать корабли потенциальных союзников Турции. Базили полагал, что не стоит выжидать несколько лет, пока будут готовы едва заложенные крейсеры – вместо этого он указывал на реальную возможность приобретения уже почти достроенного англичанами для Бразилии дредноута и вероятного прибавления к нему и других кораблей, также строящихся по заказу южноамериканских стран. Покупка бразильского дредноута была тем важнее, что корабль могла приобрести и Турция, что привело бы к еще более стремительному ухудшению баланса военно-морских сил. В приложении к своей записке, оценивая количество и качество кораблей у обеих держав, Базили ясно описывает грядущий упадок русского морского господства. Он считал, что лишь в 1917 году – в отличие от более оптимистичного прогноза Ливена о 1915-м – Россия получит шанс восстановить контроль над Черноморским регионом, но и тогда это окажется задачей нелегкой, поскольку строящиеся для турок корабли получат более тяжелое вооружение в сравнении с отечественными. И ситуация ухудшится еще более, если