Лицо Эшера помрачнело:

– Ого. Серьезно.

– Помнишь себя, когда тебе было десять? Как ты старался вписаться, быть как все? Я хотела залезть под парту, а дети спрашивали, где кексы. Учительница всегда вызывала именинника к доске, все пели, и она из цветной бумаги сооружала короны с наклейками. Моя корона весь день простояла у нее на столе. Я знала, что миссис Вуд переживает, старается не терять надежды до самой последней минуты.

– Эта минута так и не наступила, да? – тихо спросил он.

Я отрицательно покачала головой.

– Но Марисоль меня спасла. – Я рассмеялась, это была самая приятная часть воспоминания. – Моя девочка встает с места – до последнего звонка десять минут – и заявляет, что мы решили отпраздновать дни рождения особенно торжественно, ведь нам исполняется десять. Типа, сюрприз. А так как у нее день рождения на следующий день, ее мама принесет угощения для нас обеих завтра. Помню, как она смотрела на меня, а я смотрела ей прямо в глаза и наконец улыбалась.

– Это. Просто. Потрясающе, – выдохнул Эшер.

– На следующий день после обеда мама Марисоль устроила настоящий пир. Никому в том году родители не приносили столько угощений. – Я повернулась к Марисоль. – Помнишь?

– Мама пришла с шарами, и с красивенькими тарелочками, и с соком в пакетиках, и с воздушной кукурузой в полосатых коробочках. И… – Марисоль сделала жест в мою сторону.

У меня в глазах стояли соленые слезы, в горле был ком.

– Она принесла необыкновенные кексы, я таких никогда не видела – огромные, из настоящей кондитерской, с толстым слоем крема и с конфетти. А самое главное – в два кекса были воткнуты пластиковые шпажки. На одной было розовое сердечко, на другой – желтая звездочка. Специально для именинниц.

Вдруг будто вспышка в сознании. Мозаичный стол. Нарисованное черным маркером «Шарпи» крошечное сердечко Марисоль. Моя пятиконечная звездочка.

– Это пластиковое сердечко у меня до сих пор сохранилось, – задумчиво сказала Марисоль.

– И я храню свою шпажку. После уроков я поблагодарила маму Марисоль, и больше мы об этом вообще не говорили. Ничего похожего на «Эй, теперь ты моя лучшая подруга». С того момента мы обе просто были вместе. – И так до сих пор.

Когда я закончила рассказ, в магазине стало очень тихо. Затих гул машин на Юнивёрсити-авеню, не было слышно надрывного Синатры и приглушенных духовых джаз-банда. Потом моя подруга нарушила тишину, громко выдохнув, и посмотрела на часы.

– Близнецам скоро на гимнастику, но сначала нам нужно «Слово дня», потому что… нужно, и все тут. – Она объяснила Эшеру правила игры.

– Я больше по дрелям, чем по словарям, но попробую, – согласился он.

Я допила кофе, раздумывая:

– Так… Есть! Сегодняшнее слово – «пейлеван».

– Пейлеван – это собиратель редких книг, – сказал Эшер.

Марисоль сморщила нос:

– Эшер, ты же не знаешь, что означает это слово, так ведь?

– Понятия не имею.

– Так я и думала. Я тоже. Итак, когда не знаешь, надо придумать определение как можно абсурднее, Дарси такое всегда смешит. В этом смысл игры.

Эшер смотрел на меня, сначала его взгляд блуждал где-то на периферии моего лица, потом проник прямо в душу. Я вздрогнула, а Эшер улыбнулся, так что чуть показались зубы.

– Хорошо. Это я могу.

– Ладно, – кажется, сказала я.

Его взгляд все еще будто проходил сквозь меня, отчего смеяться мне вообще не хотелось. У меня было только одно желание – просто спрятаться под стойку и читать.

– Смотри и учись, Эш. – Марисоль подняла указательный палец. – Пейлеван. Человек, пишущий исключительно маркированными списками. Его жизнь задокументирована в виде фрагментов, идущих после маленьких черных точек.

Подбородок у Эшера дрогнул, и он разразился смехом. Я не могла не засмеяться следом. На этот раз между нами не было неловкости, мы качали головами и закатывали глаза.

– Эшер, твоя очередь, – напомнила я.

Он скрестил руки на груди:

– Пейлеваны одержимы спасательными автомобилями. Они ничего не в состоянии делать, потому что ездят и фотографируют их и просто катаются за ними по городу. Селфи с фельдшером скорой помощи – высший пилотаж. И еще они целый день развлекаются, изображая звуки сирены.

– Слабовато, – сказала Марисоль в потолок.

Эшер скорчил рожицу:

– Но ты ведь смеешься?

Да, Марисоль смеялась. Мы все смеялись легко и непринужденно. Мне даже показалось – на несколько секунд, – что это лучше, чем читать.

– Достойные и даже изобретательные ответы, – заключила я. – Но пейлеван – это канатоходец.

* * *

Сгущались сумерки; друзья и те, кто пока не подходил ни под одну из категорий типа кто я для Дарси, давно ушли. Покупатели потратили достаточно денег, чтобы Уинстон не ворчал. Босс выключил свет и запер дверь в «Желтое перо», отправив меня своей дорогой по Юнивёрсити-авеню. И тогда я увидела ее и серебристый «мерседес», припаркованный позади моей «хонды».

Бабушка Уэллс вцепилась в лацканы своего черного блейзера.

– Здравствуй, дорогая. Хотела увидеться с тобой в твоем книжном, но на дороге ужас что творилось, и я подъехала только к закрытию.

Слова «Чего вообще тебе тут надо», звучавшие у меня в голове, были грубоваты. И я их не произнесла.

– Какой сюрприз. – Я переместила школьный ранец на другое плечо, но это никак не облегчило боль.

– У меня важная новость. – На мгновение опустив глаза, бабушка посмотрела на свои серые балетки. – Я подумала, что из-за нашего последнего разговора ты пока не готова снова прийти на ужин. Кстати, насчет этого… – Она покачала головой. – Но я забегаю вперед. Нет ли тут поблизости кафе? Тебе, наверное, уроки надо делать, но… – Я все сделала на работе. – Я пожала плечами. – В конце квартала есть «Старбакс».

– Думаю, подойдет. Хотя я никогда не понимала, почему эти странные сладкие напитки так популярны.

– Бабушка, у них есть и черный кофе.

Через пару минут мы вошли в полупустое кафе. Бабушка Уэллс заказала, как обычно, без кофеина, я же невидящим взглядом смотрела на доску меню. Марисоль уже угостила меня латте со льдом, и я чувствовала себя вполне удовлетворенной и сахаром, и кофеином.

Бариста повернулся ко мне:

– А для вас?

– Мне большой ромашковый чай, – вырвалось у меня, прежде чем я успела себя остановить.

Бабушка Уэллс села за ближайший столик на двоих напротив меня.

– Давно ли ты начала пить чай? Твоя мама всегда терпеть его не могла.

– Не так уж давно, бабушка.