– Тогда отодвинься.

– И не подумаю.

– Возьмись за ум, иначе это произойдет.

– Не произойдет.

Она уже задыхается, но не пытается отстраниться.

– У тебя есть последняя попытка. – Я несильно тяну ее за волосы.

– Перестань!

Мне смешно.

– Ты как рассерженная кошечка. Ты не двигаешься, хотя я тебя не держу.

– Я не могу!

– Я тоже.

Она переводит дух.

– Это церковь, здесь нельзя.

– Целуются же в церкви новобрачные!

– Ты нарочно меня бесишь? – Она не сводит глаз с моего рта и уже высовывает язычок.

– Я так много хочу тебе показать, Елена!

– Ты про секс? Допустим, я не слишком опытна, но уверяю тебя, что не ударю в грязь лицом.

– Знаю. – Я со смехом прижимаюсь губами к ее губам.

Елена

Я уже забыла, как чудесно он целуется, какие мягкие у него губы, как его язык пробирается все глубже и глубже, скользя по моему языку. Его ладони движутся по моим бедрам, потом сжимают ягодицы.

– Елена… – бормочет он, обдавая мою щеку горячим дыханием, и опять завладевает моим ртом, теперь без промедления, уверенно; наши языки сплетаются. На вкус Джек божественен, это волшебное сочетание сладости и темной силы. За пять секунд мы пролетаем путь от ноля баллов до тысячи, нас подгоняет голод и жадность, руки у обоих не знают удержу. Моя ладонь взбирается по его груди, лаская дорогую ткань, мое прикосновение насыщено эротизмом даже больше, чем мне хочется. Соски так напряглись и так рвутся из бюстгальтера, что мне больно. Я хватаю его за волосы и расстаюсь со всеми своими опасениями. Зачем сдерживаться? Целоваться с ним – все равно что обнимать готовую взорваться звезду: горячую, вибрирующую, смертоносную; это то, чего я хочу. Это мелочь, убеждаю я себя, что такого? И потом, этот поцелуй – из тех, о котором нельзя не написать в своем дневнике: он из тех поцелуев, которые не забудешь, даже состарившись.

Он со стоном прижимает меня к себе, давая мне почувствовать удлиняющееся каменеющее орудие у него в джинсах. Я дышу воздухом, который он выдыхает мне в рот, отчаянно впиваюсь ногтями ему в плечи. В его действиях нет никакой робости, никакого промедления, он уверенно берет то, чего хочет.

В пылу поцелуев я оказываюсь прижатой к стене, он заставляет меня поднять руки над головой, его рот скользит по моей шее вниз, осыпая ее пылкими поцелуями. При этом он повторяет мое имя. Боже, как же мне нравится звук моего имени в его исполнении! Это подтверждение того, что он готов съесть меня живьем. У меня уже задрана юбка, он все плотнее прижимается бедрами к моим…

Из динамика раздается голос Патрика, заставляющий нас отпрянуть друг от друга. Свою проповедь он начинает словами:

– Нас ждет ад.

У Джека бурно вздымается грудь.

– Елена, происходящее между нами так прекрасно, что…

Не договорив, он кривит рот и плюхается на диван, стоящий слева от нескольких кресел-качалок.

– Проклятье!.. – Он вращает левым плечом, яростно его растирая. Его лицо напряжено и бело как бумага.

Я наклоняюсь над ним, тяжело дыша.

– Что случилось?

Джек качает головой, кадык ходит вверх-вниз.

– Старая травма. Дает о себя знать в самые неподходящие моменты. – Он запрокидывает голову, ловит ртом воздух, сжимает ладонью травмированное плечо.

– Как тебе помочь?

Он смотрит в потолок, по-прежнему бледный.

– Никак. Здесь нужна грелка, лекарства, глубокий массаж. – Он закрывает глаза. – Дай мне минуту-другую.

Я помогаю ему кое-как устроиться на неудобном диванчике, но он для этого слишком крупный, диванчик для него короток.

– Дать тебе «Элив»? – Я роюсь в сумочке и достаю флакон.

– Давай. – Он берет из моей ладони три таблетки и отправляет в рот.

– Я принесу воды. – Я встаю, но он хватает меня за руку и тянет вниз, заставляя встать коленями на пол.

– Нет, не уходи.

Держа меня за руку, он корчится от новой судороги.

– Джек, ты меня пугаешь! Я сейчас же позвоню здешнему врачу. Обычно он не лечит спортсменов, зато ходит на вызовы, сюда тоже придет. Мама знакома с его семьей…

– Ты очень добра, но нет, спасибо. – Он с трудом садится, стараясь восстановить дыхание.

– Это футбольная травма?

– Нет, это случилось раньше.

Странный ответ.

– Когда?

Он молча выпрямляет спину и кое-как встает. Я тоже встаю, стараясь его поддержать. Я маленькая, толку от меня маловато, но все равно я очень стараюсь.

Его затуманенный взор устремлен на меня.

– Мне надо обратно в Нэшвилл. При приступе нужен целый комплекс мер, здесь ничего не получится. Ты сможешь… Ты меня отвезешь? – Он смущенно краснеет.

– Ты еще спрашиваешь!

– Я бы дорого заплатил, чтобы не пришлось этого делать.

– Вижу.

Джек кивает.

– Лимузин отвезет тебя назад.

– Конечно.

Сейчас я на все готова, лишь бы с его лица сошла гримаса боли.

Он медленно бредет к двери, я пытаюсь его подпереть. Трусики лежат на полу, я наклоняюсь, подбираю их и запихиваю себе в сумочку.

Он натужно усмехается.

– Сейчас я кое-что тебе скажу, ты рассердишься или засмеешься…

– Говори.

– Вчера вечером они были у меня в кармане.

– Ты извращенец, Джек Хоук! Прятал в кармане и не отдавал? Этого я тебе никогда не прощу. – Я не могу не улыбнуться.

– Прятал всю ночь, как маленький секрет, которым ни с кем нельзя делиться. Когда ты ко мне подошла, я чуть в обморок не упал от волнения.

Он приваливается к дверному косяку и массирует себе плечо.

Я качаю головой.

– Отдал бы, и дело с концом.

Он вздыхает.

– Была такая мысль… Надо было так и сделать. Но мне хотелось снова тебя увидеть.

– Джек… – Я опять качаю головой, смущенная его интересом к моей особе. – Как мне с тобой быть?

– Первым делом мы должны выбраться из церкви так, чтобы никто не увидел, что мне больно. Думаешь, получится? – Его взгляд становится умоляющим. – Если хоть кто-то пронюхает о травме…