львов и буйволов, без благ цивилизации, облачённые в красивые клетчатые пончо.

— Я сенс от матери. У отца есть немножечко, но ничего толком не умеет. С десятого раза может пальцами добыть огонь. А у неё было восемь процентов сечения. У меня всего три…

— Тоже немало. А кто тебя… привёл? В соответствующую структуру.

Я понизил голос. Она покачала головой.

— Я не могу сказать, Даря. Прости. Ты же тоже не скажешь? Скажу лишь только, что не отец. Он был дипломатом, но его бы не допустили. Раз уж мы заговорили на такую тему — ты в Курьерку пошёл по этой же причине?

— Нет. Я… уже догадывался о существовании соответствующей структуры, но всё решил случай. А в Курьерку порекомендовала пойти мать — тоже скажу, что к текущим заданиям она никак не причастна.

Вернувшись на места, мы немного помолчали, Самира достала книжку в мягком переплёте. Я успел разглядеть надпись на обложке — «Невероятные приключения Аруси» и полуголую страстную девицу в средневековом облачении.

— Не подглядывай! — попросила Самира, отвенув от меня издание, но затем поясинла. — Это… эротический роман для девушек. Про путешественницу в сказочном мире. Я, конечно, такое обычно не читаю, но посчитала, что в дорогу будет кстати.

Мне читать было нечего, и я от скуки решил посмотреть видео на экране в спинке переднего кресла. Чтобы подтянуть исторические знания, выбрал раздел «документальное кино», и взгляд тут же зацепился за знакомую фамилию. Фильм назывался — «Сергей Есенин — прерванный полёт».

Данного исторического персонажа я знал очень хорошо. В большинстве известных мне миров он был то поэтом, то писателем, то актёром, и почти каждый раз умирал трагически и в достаточно молодом возрасте. Я уже был готов увидеть очередную драму про жизнь непризнанного творческого гения, но был весьма удивлён. Началось всё с того, что во Вторую Русско-Японскую войну Есенин был пилотом одной из первых моделей боевых геликоптеров и прославился одним из первых исполнений мягкой посадки в режиме авторотации с отказавшим ротором. Упоминалось, что на войне он писал стихи — включили всё ту же композицию про «изогнутые московские улицы», которую я слышал в машине Станимира Тадеушевича по дороге из Архангельска.

А после окончания войны его призвали на «секретный проект». Упоминалось, что в начале двадцатых годов Россия, Норвегия и Япония участвовали в «секретной гонке», наградой за которую был бы «совсем новый мир». Я успел увидеть до боли знакомую в мирах Основного Пучка заострённую металлическую болванку с пятью характерными «морковками» у основания, установленную на стартовый стол, как меня хлопнули по плечу.

— Пошли пить, дворик, — сказал подошедший Янко. — Разговор есть. Серьёзный. Не при всех.

Глава 22

Мы снова пошли к бару, где он заказал себе пятьдесят рома. Я от алкоголя отказался, взял чаю. Он начал.

— Слушай, начальник, у вас же билеты только до Владика? А там будете авиакомпанию менять и покупать?

— Да, так.

Самира уже к тому времени примерно рассказала маршрут, которым мы планировали лететь. В любом другом мире существовали дальнемагистральные лайнеры, и путь от Владивостока до Сиднея занял бы часов десять с одной пересадкой или дозаправкой. Здесь же всё было по-другому, из-за особенностей топливной системы самолёты все были среднемагистральные, летали медленнее, а осложнялось всё тем, что воздушное пространство некоторых стран, например, Японии и Норвежской Империи было для России закрыто. Правда, в случае с Владивостоком — существовал тонкий воздушный коридор через Японское море до русских Филиппин, они же Петрины. Но, так или иначе, напрямую с Севера добраться до аустралийских колоний было невозможно.

План был таков: от Владивостока до Манильска, затем до Порт-Алексея, столицы Папуасского Края, оттуда до Каледонии, снова огибая весь материк, а дальше — уже варианты, в один из городов южного побережья.

— Может, слева полетим? — предложил Янко.

— В каком смысле — слева?

— Ну, через Суматру. А там в иранский Берег Черепов.

— Зачем? — не понял я.

— В Долгово Городище надо. В Бессарабию. Друга повидать. За часов шесть управимся, а дальше до Голицына — уже сами. По времени — почти то же самое будет.

Подобные внезапные просьбы меня традиционно раздражали. К тому же, я не был уверен, что товарищ не врёт на счёт времени.

— Янко, я на службе, ты же понимаешь. Я не могу просто так взять и помочь тебе с твоим другом без резолюции начальства.

Но наш спутник настаивал.

— Так давай сейчас приземлимся и в Иркутске позвоним? Давай?

— Мы решили лететь справа. Так безопаснее. И, судя по карте, ближе.

Янко закивал.

— Базара нет, если надо справа — давай справа. От Каледонии самолёты до Долгово Городища летают исправно. Ну как — по рукам?

Он плюнул на ладонь и протянул мне.

— Я бы с радостью тебе пожал сейчас руку, Янко, если бы был уверен, что это правильное решение, и если бы ты в эту руку сейчас не плюнул. Давай долетим до Манильска — и там решим. Но предварительно — я против.

Янко скривился, как будто съел что-то невкусное, допил стопку и кинул монеты на стойку.

— Хорошо. Потом обсудим.

Признаться, дела в упомянутом Долговом Городище у меня были. Где-то там водился загадочный Пунщиков, начальник отца, а также пропал Иван Абрамов, мой крепостной. Но доставка была важнее, поэтому я решил оставить эти вопросы на потом — на следующий раз.

Мы приземлились на короткую дозаправку в Тюмени, и здесь я впервые увидел Сибирское Море. Правда, в южной части его таковым было назвать тяжело — скорее, это было огромное болото с заводями, дельтами, островками. Город оказался стоящим на узком полуострове, с которого тонкой ниткой на восток шла цепочка насыпных островов. Затем сели в Иркутске, где была смена борта. Перерыв между рейсами был коротким, и здесь уже с учётом смены часовых поясов уже было десять вечера, поэтому в город выбраться не удалось. Да и как выбраться, когда такой увесистый груз и неблагонадёжный сопровождающий? А мне, честно говоря, хотелось бы повидать город, чтобы он как-то реабилитировался после прошлого мира.

Ведь именно там всё пошло под откос. Я редко возвращаюсь в прошлое, и предыдущая жизнь — это, как ни странно, тот набор воспоминаний, который на время текущей жизни забывается сильнее всего, но иногда всё же, вылезает наружу.

Предыдущий мир представлял собой заражённую, но ещё тлеющую головню пятой по счёту Мировой Войны, четыре предшественницы которой умудрились уместиться в двадцатом веке. Во время третьей, наиболее короткой, в конце семидесятых, распался СССР. Четвёртая случилась в девяносто девятом и была ядерной, в ней погиб Вашингтон и Москва, после чего обе мировые державы «посыпались». Признаться, после такого доломать цивилизацию новым конфликтом бывает проще всего. И хуже всего, когда сломанная кость всё-таки прирастает, но криво и косо.

За последующие два десятилетия мировому сообществу на обломках старого мира удалось выстроить более-менее крепкий мировой порядок, был форсированно уничтожен практически весь ядерный потенциал, а Россия, вернее. Московия, начала собираться снова со столицей в Казани. Пятая мировая началась в двадцать пятом, после попытки присоединить Ингерманландию с Петербургом, после которой последний залп рокет по российским мегаполисам выпустили Британия и Франция, утаившие часть боезапаса. В ответ прилетело в Лондон и Берлин — как выяснилось, сибирские генералы сохранили остатки советской «Мёртвой Руки». Но и после этого мир остался живым — искорёженным, отравленным, но всё ещё живым.

Полсотни тактических ядерных ударов — это недостаточно. Это тот самый рубеж «проклятого мира», с которым очень часто сталкиваются Секаторы, когда Ветвь не смогла пересохнуть самостоятельно. Именно поэтому её нужно добить.

Я реинкарнировался в сорокалетнего в тридцать первом году, оказавшись замминистра энергетики «банановой» Красноярской республики. Далее пошёл мой путь наверх — я выбрал достаточно очевидный план по разрушению мира при помощи всё того же немирного атома, бомбардировки супервулканов и вызова ледникового периода. Исследовав военный потенциал, я обнаружил, что регионы обладают всем необходимым для этого — законсервированные шахты межконтинентальных баллистических ракет, химические заводы, выжившие инженерные кадры. А главное — центрифуги по обогащению урана и большие запасы ядерных отходов, дешёвая технология переработки которых в оружейный плутоний у меня была «в рукаве».

Пара заказных убийств, подтасовок и переговоров — и уже через пять лет я был премьер-министром объединённой Восточной Сибири со столицей в Иркутске. Далее мне требовалось найти достаточно крупную и наименее затронутую войной страну, которая могла бы мне помочь реализовать мой план.

Встреча состоялась в Иркутске. И я сделал ставку