Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что? У меня показательные через несколько дней! — округлив глаза, высказался Кирилл.
— О чем вы говорите? Какие показательные? Вы ходить-то не сможете…
— Нет, я так не могу… Вы не понимаете! Это мой последний выход на лед на каком-либо Чемпионате! Я не могу его пропустить! После такой победы…
— Об этом не может быть и речи! — категорично отрезал врач, — Я бы посоветовал вам поскорее собрать вещи и заняться обследованием.
— Господи, за что мне все это?! — всплеснул руками Кирилл и опустился на подушку.
— Я дам вам успокоительное и советую поспать.
— Мне не нужно успокоительное, мне нужно чтобы моя нога шевелилась на показательных выступлениях так, как мне надо! — взбесился Штоколов.
— Я понимаю, какого вам, но, тем не менее, я оставлю лекарство, если захотите, попросите вашу очаровательную спутницу вам его дать, — спокойно ответил врач и вышел из номера.
— Кирилл…, - несмело обратилась к нему Лена, присев на край постели.
— Лена, — повернулся к ней Штоколов с абсолютно шальными глазами, — Мне кажется, он что-то недоговаривает. Я уверен, можно какой-то шоковой терапией поставить меня на ноги хотя бы на время выступлений! Поговори с ним.
— Кирилл, ты в своем уме? Тебе же ясно сказали…
— Нет, можно, я уверен можно!
— Что тебе дались эти показательные? Ты выиграл и скажи «спасибо».
— Как ты не понимаешь?! Это все для меня! Я не могу не выйти в последний раз, не могу! Я больше никогда, понимаешь, никогда не выйду на чемпионский лед! Никогда! Я не попрощался с ним, я не могу так уйти… Ты не представляешь, что это значит для меня…, - уже спокойно говорил Кирилл и только на глазах выступали слезы.
Лена никогда не видела мужских слез, а тем более в его глазах! Она смотрела на Кирилла и понимала, что у него буквально рушится мир и утекает песком сквозь пальцы.
— Хорошо, я поговорю с Владимиром Романовичем, — сдержанно пообещала Лена, — Сейчас приму душ, приведу себя в порядок, оденусь, наконец, и схожу к нему.
— Спасибо, Леночка, спасибо!
— Я же не сказала, что он даст какой-то другой ответ…
— Я понимаю, — с сожалением выдохнул Кирилл.
— Ладно, я пока в душ.
Лена несмело постучала в кабинет Владимира Романовича.
— Что-то с Кириллом Юрьевичем?
— Можно поговорить с вами один на один, без его ушей? — поинтересовалась Лена.
— Безусловно.
— Скажите, можно что-то сделать, чтобы вернуть чувствительность хотя бы на пару часов?
— И вы туда же?! — несколько агрессивно заметил врач.
— Я просто спрашиваю.
— Вы понимаете, что после таких манипуляций, он навсегда может остаться инвалидом? Вы готовы жить с инвалидом?
— Дело не во мне, я готова жить с ним с любым, дело в том, что он никогда не согласится провести всю жизнь в инвалидном кресле, — заметила Лена, — Но это возможно?
— Да, я могу кое-что сделать, но я не несу ответственности за последствия.
— И он сможет откатать несколько минут?
— Ну, зная силу воли и выдержку вашего чемпиона, я не удивлюсь, что он сможет. Хотя — это утопия!
— Хорошо, я все поняла.
— Это только вам решать.
— В каком смысле? — не поняла Лена.
— Вам решать, говорить ему правду или нет. Подумайте, а вдруг он останется инвалидом… И вообще, я сделаю что-либо, только если попросите вы, поскольку сам Кирилл, извините, конечно, но как мне показалось, несколько неадекватен.
— Есть немного, — пожала плечами Лена.
— Так что думайте, но я настоятельно вам не советую.
— Я поняла, — кивнула Лена и вышла из кабинета.
Несколько минут она еще бродила по коридорам и размышляла над тем говорить Кириллу или нет. Она понимала, что сейчас он готов согласиться на все, надеясь на авось, но вот сможет ли он действительно жить, если станет инвалидом? А что будет, если она не скажет ему правду, а потом он узнает, что она солгала? Простит ли он ее? За это, вряд ли!
Пока Лена размышляла наедине с самой собой, к Штоколову пришел Завьялов. Вместо того чтобы открыть дверь, Кирилл крикнул: «входите» и Павел Петрович вошел. Увидев Штоколова на постели, он оказался мягко сказать, удивлен, поскольку, как правило, в это время Кирилл уже был на ногах.
— Ну, что как ощущения чемпион? — улыбчиво спросил Завьялов.
— У меня отнялась нога, — прямо сказал Кирилл.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Я не чувствую ногу.
— Врач был?
— Естественно. Сказал, будем делать операцию, восстанавливать полгода-год! — отчаянно всплеснул руками Штоколов.
— Значит, будем, — поддержал Завьялов.
— У нас показательные…
— Кирилл, все имеет предел, твой физический резерв тоже. У тебя вся жизнь впереди, и не стоит пускать ее под откос ради нескольких минут в свете софитов Чемпионата мира.
— Это мой последний Чемпионат, мое последнее показательное выступление на соревнованиях!
— Но оно не стоит твоего здоровья. Ты и так все отдал спорту. Остановись.
— Я жил на этом чертовом люду! И вот сейчас, когда я на пике, когда у меня небывалый звездный час, который войдет в историю мужского фигурного катания, я не могу выйти на лед и получить свои последние аплодисменты?! — в отчаянии восклицал Штоколов, а на глазах снова появлялись слезы, — Неужели я не заслужил этого?!
— Кирилл…, я тебя понимаю, но ты так говоришь, словно ты впервые что-то выиграл и не успел насладиться победой. Последние лет десять ты лучший. Неужели ты не накупался в славе и признании?
— Дело в не в этом! Лед — это моя жизнь, это эпоха, это то, ради чего я жертвовал всем! И я хочу с ним попрощаться! Я жизнь ему отдал… Я должен выйти в последний раз.
— А не боишься, что это окажется для тебя вообще последний раз, когда ты сможешь стоять на ногах?
— Ну и что!
— Ты жену любишь? — вдруг спросил тренер.
— А причем тут это?
— Я понимаю, тебе все равно, пускай ты останешься всю жизнь в инвалидном кресле, а чем она заслужила мужа-калясочника? Она молода и красива…
— Она всегда может уйти…
— Она любит тебя, — заметил Павел Петрович, давая понять, что она не сможет оставить его в столь сложной ситуации и искалечит себе всю жизнь.
Тут в комнату вошла и сама Лена.
— Здравствуйте, Павел Петрович.
— Здравствуй, Леночка. Я, пожалуй, пойду.
— Я вам помешала? — поинтересовалась Лена.