— Я знаю.

— Она была совсем ребенком.

— Совсем ребенок ты лет в двенадцать-тринадцать… Вот тогда ты действительно плохо понимаешь, что происходит и к чему может привести. И то начинаешь догадываться, что к чему.

— Не пугай меня, а то мне начинается казаться, что твои сексуальные подвиги начались с двенадцати лет! Надеюсь это не так? — прищурился одним глазом Олег, в полушутку.

— Нет, к счастью, — вполне серьезно ответил Штоколов, — Так что хватит называть ее ребенком! Она вполне соображающий человек. Да, она любит меня, но и я люблю ее. Я счастлив с ней, понимаешь? Я что не имею права быть счастливым?

— Имеешь… И вообще, все это наговорил лишь потому, что не знал, что с ней рядом ты. Мало ли, правда, был бы какой-нибудь моральный урод… Я очень рад, что ты счастлив, — развел руками Олег.

— Да правда что ли?! Ну, слава богу, а то мне началось казаться, что вокруг меня все такие друзья, как Иван!

— Штокол, я хоть раз давал тебе повод так обо мне думать?

— Ну, сейчас мне казалось, что ты не способен принять мое счастье.

— Она идеально для тебя подходит. Это то, что ты искал. Ее любовь чистая и безусловная, ведь ты этого хотел? Она все простит, все поймет. Она смотрит на мир твоими глазами. Я понимаю тебя. И если бы такая Лена попалась мне тогда, когда я ушел со льда…, наверное, я тоже не хотел бы ее упускать…

— Что ты имеешь в виду? — не понял Штоколов.

— Как бы тебе объяснить… Лед был для тебя всем, правильно?

— Да…

— Льда не стало. Жизнь опустела. Но появилась Лена, готовая наполнить твою жизнь. Ты для нее идол, почти бог… А она — твой спасательный круг. Ты потерялся и должен был за что-то ухватиться, и ухватился… Она помогла тебе не растерять самоуважения и сохранить твое хрупкое, но непомерно большое Эго. Победы питали твое самолюбие. Лед остался позади, а раздутое самолюбие осталось. Его надо было чем-то подпитывать. С этим справилась Лена. Не так ли?

— Не так! Я ее люблю!

— Естественно! Ты и лед любил! Ты любишь все, что делает тебя величественным в твоих же глазах!

— И это мне говоришь ты — мой друг?! — негодовал Штоколов.

— Именно я и говорю, больше никто не рискнет! — честно сказал Олег.

— Мне кажется, ты не прав… Я просто люблю ее…

— Я же не сказал, что это плохо. Лед ты любил преданно и верно! Да почему любил, и сейчас любишь…

— Лена — не лед! Она живой человек!

— Поверь мне, в твоем случае — это не главное, — покачал головой Олег.

— Что ты за человек такой, а? Почему ты не даешь мне поверить в то, что я способен любить?!

— Ты ей изменял?

— Причем тут это?! — недовольно сдвинул брови Штоколов.

— Все понятно.

— Что понятно?

— Перестань вставлять другим, и я поверю, что ты способен любить. Любовь без верности — это похоть…

— Почему ты все время хочешь сделать из меня пошлого подонка?!

— Я?! Это же ты изменяешь! Сколько раз?!

— Какая разница? — негодовал от вопросов друга Кирилл.

— Оба-на! Счет потерял?!

— Раз! С Элей. И вообще это не измена, а жизненный урок для Ивана! И Лена меня уже простила!

— Интересная трактовка измены… Ты эту лапшу ей на уши вешал? — усмехнулся Олег.

— Что значит «лапшу»? Это правда! Я смотрю, Лена единственный человек, который меня понимает!

— Она не понимает, она принимает, все, безоговорочно и не раздумывая, а это разные вещи. Она не оценивает ситуацию сама, она соглашается с твоей оценкой. Она единственный человек, который готов вместе с тобой оправдывать твою подлость.

— Это называется любовь и взаимопонимание, а тебе просто завидно!

— Естественно, отчасти завидно, и я не отрицаю. Я бы тоже хотел, чтобы на меня смотрели как на Бога. Я знаю, что для тебя это лучший вариант, и я рад за тебя. Искренне рад. Просто постарайся сделать так, чтобы когда у Лены разобьются розовые очки, она не стояла в ураган перед обрывом и не рухнула бы туда…

— Олег, как ты дружишь со мной, если считаешь таким безнадежным дерьмом?! — удивлялся Штоколов.

— Ты не дерьмо. Ты искренне ничего не замечаешь, тебе кажется, что ты делаешь как лучше… Ты мой друг, я хочу, чтобы ты был счастлив. Но не забывай того, за счет кого это счастье приходит в твою жизнь…

— Я никогда не сделаю Лене больно.

— Я знаю. Нарочно не сделаешь.

— Никак не сделаю! Хотя бы из чувства благодарности…

— А зачем ты заставляешь ее уйти из спорта?

— Я не заставлял. Она раньше хотела, я ее отговаривал, а сейчас, ей этот Эдик просто прохода не дает, тут вокруг нее вьется, приходим домой, пишет ей и пишет! Я подумал, что от греха подальше ей лучше уйти…

— Чтобы тебе спокойнее стало, а как же ее карьера?

— Ну, Олимпийской чемпионкой она вряд ли станет, а тогда какой смысл?

— Какой ты циник.

— Я — реалист. Она мечтала стать моей женой. Пускай ей и будет, — заметил Кирилл.

— И что, запрешь ее в четырех стенах?

— Нет, конечно. У нее есть универ, есть свои интересы, просто не будет изнурительных тренировок…

— Ладно, это уже ваша семья, и ваше дело, могу пожелать вам только счастья, — пожелал Олег.

— За это спасибо, — улыбнулся Кирилл, — Ладно пойду к Завьялову, скажу, что поеду с женой.

— Даже так?

— Да. Она мне нужна…

— Она значит для тебя больше, чем я думал.

— Намного больше, — заметил Штоколов.

Завьялов сидел в своей тренерской и говорил с кем-то по телефону, но как только вошел Кирилл, пообещал перезвонить и положил трубку.

— Я помешал? — поинтересовался Кирилл.

— Ничуть, просто пришел мой чемпион, а он для меня важнее всего.

— Павел Петрович…

— Ну не красней, это же, правда!

— А если титула не будет?

— Что значит, не будет? Мы что зря чуть ли не сутками тренируемся? Ты прыгаешь же! Какие тогда могут быть сомнения?! Ты даже не талант, ты — гений! Как я горжусь тем, что вовремя переманил тебя у Емельянова!

— Вы даже не представляете, насколько вовремя, — задумчиво согласился Кирилл.

— Так что ты хотел?

— А, да. Я про Чемпионат.

— Ну, я даже не сомневался.

— Я же еду по аккредитации и селюсь в одноместном номере, не могли бы вы забронировать мне, за мой счет там же двухместный?