Подле этого мужчины Алана ощущала покой, страх быть обнаруженной растворился, и, осмелев, она взяла посла за руку — гладкую, холодную и на удивление мягкую.

— Я сделаю для тебя артефакт, и он станет оберегать ото всех твою тайну, никто не сможет узнать о пробудившейся в принцессе магии, — едва слышно сказал он, продолжая рассматривать картину. Она изображала бушующее море и черный, почти утонувший в его пучине корабль. — Но взамен… ты должна помочь своему королевству.

— Как именно? — в глазах Аланы появилась неприсущая ребенку серьезность.

— Станешь королевой и поможешь упрочить положение магов и ведьм в Валенторе, велишь построить магический университет, разрешишь заложить ковен ведьмаков и превратишь Перлию в полноценный город-порт. Тебя и таких, как ты, больше не станут притеснять, а твои дети смогут жить свободно и спокойно, ничего и никого не боясь.

Нерв присел напротив, не размыкая рук, и провел кончиком длинного костяного ногтя по ее медальону.

— Ты сама его зачаровала? — он недоверчиво прищурился, не поверив, что малышка разобралась в сложном магическом переплетении, хоть и не до конца его завершив, но у нее просто не хватило знаний и умений, однако и этот медальон неплохо сделан.

Алана кивнула:

— Нашла в библиотечных книгах несколько записей и постаралась разобраться. Получилось не так, как я хотела, но за время использования кулона королевский маг ни разу не остановил меня.

Виверн усмехнулся. «Визариус не так глуп, чтобы сообщить королю об одаренной дочери. Странно, что сам не заметил этого или же заметил, но промолчал».

— Я стараюсь не появляться там, где бывает маг, или сбегаю, завидев его издалека, — тут же объяснила принцесса.

— Ясно. У тебя подходящий возраст для раскрытия дара, но порой, когда эмоции берут верх, защита трескается, словно тонкий лед, и магически одаренный человек, как, например, я или Визариус, сможет увидеть твою настоящую ауру.

Алана никогда не была глупой и наивной, как другие девочки. Ее отличала серьезность и стратегический склад ума, хладнокровие и умение ждать, а также слушать. Этот год выдался для нее очень тяжелым: бегство в собственном доме, вечные игры в прятки от мага и придворных. Она строила из себя нормальную девочку, действовала и говорила, как подобает принцессе, но никто из сестер не знал, что творилось в ее душе и разуме на самом деле — какой огонь охватил ее, когда дар пробудился, и как долго она сидела в подвале среди винных бочек, лишь бы никто не увидел, как с пальцев срываются искры.

Нерв не был ее спасителем, наоборот, она спасет их всех, и Алана знала, как нужно поступить. В ней бурлила королевская кровь отца и магия ее бабки-чародейки, которую в свое время сожгли на костре. Мать рассказывала им с Алидой об этом перед сном вместо сказок, и если старшая не придала значения истории, то Алана запомнила ее до мельчайших деталей.

Девочка подняла глаза на мужчину и уверенно произнесла:

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы магия в Валенторе процветала.

С тех пор молчаливая Алана превратилась в сплетницу и болтушку, скрывавшую за маской нарядов, украшений и веселья себя настоящую.

Взрослея, она наблюдала за придворными, подрастающими сестрами и знала о каждой из принцесс все до мелочей. Самым большим разочарованием для Аланы стала смерть Визариуса. Королевский маг попал в немилость придворным заговорщикам. Отец хотел спасти друга и темной ночью проводил его по потайному ходу через подвалы к густому лесу, где ждала лошадь. Но по пути к Перлии на мага напали и застрелили из арбалета. Все это Алана увидела через подаренное Нервом зеркальце. Заговорщики не отличались умом, полагая, что никто не подслушает их пьяные разговоры за закрытыми дверями апартаментов. Среди них был и отец будущего лорда Дэшвуда. Алана не рассказала Нерву об этом случае, боясь, как бы некромаг не начал расправляться со всеми, но каким-то образом он узнал сам, хорошенько запомнив убийц. И, естественного, погиб только стрелявший из арбалета — некий лорд Фанфор, известный как торговец русалками. В Валенторе у него остался непричастный к королевским интригам брат, живущий в сельской местности. Тело лорда нашли на берегу моря и сочли его гибель за несчастный случай.

Шло время, принцессы выросли. У Одетт появился нищий любовник и план побега, Оталия училась без остановки, полагая, что этого никто не замечает. Алана и делала вид, что не замечала, хотя в глубине души испытывала к Оте (единственной из сестер) уважение и даже надеялсь, что в будущем они не станут врагами. Алида грезила о троне и не стеснялась об этом говорить, наивно полагая, что Алана во всем ее поддержит, так оно и было… и она не раз повторяла о мнимом будущем королеве, а про себя удивлялась ее глупости и недальновидности. Королева — тщеславная, вечно хвастающаяся — нет! Из нее выйдет разве что павлин.

Если бы Одетт подставила Оталию, Алана не церемонясь избавилась бы от беременной сестрицы, а вот Оталию пришлось бы вытаскивать из башни обходными путями. Морока, но все же… Ота и сама мечтала сбежать, так за чем дело стало? Алане это на руку. Но помог случай — ворон; об этом оборотне, или кем бы он ни был, Алана ничего не знала, связываться же с Виверном не стала, решив выждать и понаблюдать. Отец убивался горем и злился, балансируя на двух эмоциях, пока Алана не стала подливать ему зелье забвения. Всего по капле — и отец почти позабыл об Оталии, помня лишь то, что непутевые дочери сбежали с любовниками (так ему внушила Алана, осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил).

Принцесса расправила складки платья, выпрямила спину и покинула спальню. Бредя по коридору, она размышляла над судьбой младших сестер. Ради своей цели она готова принести жертвы, но не жизни Лины и Эсти. Их мать всегда хорошо относилась к падчерицам, хоть и не со всеми могла найти общий язык. Алида ее ненавидела, Алана вежливо придерживалась нейтралитета, а Одетт с Оталией любили новую королеву и заботились о младших.

«От них необходимо избавиться, убрать из Валентора», — решила она, войдя в открытые слугами двери столовой и набросив на лицо маску «сплетницы». Как же она устала от этой игры! От постоянного смеха у нее болело горло и мышцы лица. Так часто она гримасничала, рассказывая очередной слух, чтобы не выйти из роли.

Алида встретила сестру надменной улыбкой, младшие молча глядели в свои тарелки. Они были несколько бледны с красными, опухшими от слез глазами — их мать болела. И Алана знала, кто в этом замешан… но, как обычно, не подала виду, устроившись подле сестры и начав болтать без умолку, пока к ним не присоединился озабоченный делами отец.

Предчувствие близящейся свободы и свержения власти будоражили Алану, словно вот-вот настанет день, когда она сможет распахнуть крылья, колдовать без страха и осуждения со стороны окружающих, быть собой и с тем, кому отдала свое сердце и тело.

Оталия влилась в учебный процесс совершенно незаметно. И если дома она училась по собственной инициативе, то на лекарском факультете необходимо было удвоить усилия, зазубривая новые списки с целебными травами, разбираясь в ядах и их приготовлении. Столько нюансов посыпалось на Оталию, что по вечерам начинала болеть голова, и хотелось разок-другой приложиться лбом о стену, чтобы успокоить вихри мыслей и полученной информации.