Свенсон наклонился, нажал на клавишу. Изображение застыло.

— Вот вам и сроки.

Сначала она не поняла. Какие сроки?

— Плюс-минус несколько часов, — добавил он.

— Вы хотите сказать, что действительно это сделали?

— Как и обещал. Полагаю, правда, инфицированные города охвачены еще не полностью. Красные огоньки означают, что в настоящее время вирус в них активно распространяется. По нашим подсчетам, всеобщее заражение произойдет через две недели.

Он вынул маленький пузырек с янтарной жидкостью. Откупорил его. Понюхал горлышко.

— Ничем не пахнет.

И тут она все поняла. Увиденное не укладывалось в голове. Компьютерные модели, теории, картинки — ерунда. Но представить себе, что это происходит на самом деле… Он лжет, чтобы заставить ее работать над антивирусом. Чтобы, получив его, начать шантажировать мир.

— Вы все еще не верите, как погляжу. — Свенсон нажал на кнопку интеркома: — Приведите его.

Он взял чистое предметное стеклышко.

— Неужели не лжет?

— Это безумие! Если Соединенные Штаты узнают…

— Соединенные Штаты знают! — крикнул он. — Знает каждая страна, где есть хоть какое-то подобие армии. Население пока не в курсе, но правительства стоят на ушах вот уже три дня. ЦКЗ подтвердил наличие вируса в пятидесяти городах.

Дверь открылась, в нее втолкнули связанного человека в зеленой куртке, с мешком на голове. Следом вошел Карлос.

Свенсон вынул из кармана скальпель и подошел к связанному.

— Этого типа подобрали в парижском ночном клубе. Кто такой — понятия не имею, но похоже, человек южный. Возможно, грек. Во рту у него кляп, так что вопросы ему задавать не трудитесь. Учитывая, где он проводил время, шансы оказаться зараженным у него велики, не так ли?

Не дожидаясь ответа, он полоснул пленника скальпелем по груди. Тот дернулся и глухо простонал. На зеленой куртке выступила кровь, и Свенсон провел по ней стеклышком.

Затем подошел к микроскопу, вставил стекло на место.

— Взгляните сами, — сказал отступая.

Пленник в пропитавшейся кровью куртке упал на колени.

Моника почувствовала дурноту.

Свенсон вытащил пистолет и выстрелил ему в голову. Тот рухнул на пол.

Швейцарец ткнул пистолетом в микроскоп:

— Смотрите!

Моника подошла. В ушах у нее звенело, сердце отчаянно колотилось. Некоторое время она не могла сообразить, что нужно сделать, — руки тряслись и, казалось, забыли привычный порядок действий.

Но когда она разглядела, наконец, многократно увеличенное пятнышко крови на стекле, инородные тела сразу бросились в глаза.

Поморгав, Моника прибавила усиление. В комнате стояла тишина. Слышно было только ее собственное дыхание.

Это был он. Штамм Рейзон.

Она выпрямилась.

— Игры закончены, Моника! Способа прекратить распространение вируса нет. Без антивируса мы умрем все. На самом деле это так просто. Нам известно, что вы заложили в свою вакцину «черный ход». От вас требуется его найти, убедиться, что он не мутировал вместе с вакциной, и создать вирус, который одолеет штамм Рейзон. Я не лгу вам, просто не говорю всего — вы достаточно умны, чтобы это понять. Говорю лишь то, что вам необходимо знать, чтобы сыграть свою роль в спасении человечества.

Она взглянула на него с неожиданным спокойствием:

— Думаю, вы не понимаете, что натворили.

— О, мы все понимаем. Я тоже, как и вы, всего лишь играю свою роль. Свою роль должен сыграть каждый, иначе спектакль и впрямь может кончиться плохо. Но не думайте, будто мы что-то упустили в своих расчетах. Предусмотрено все.

Он взглянул на Карлоса.

— Правда, не решен еще вопрос с докучливым американцем. Но вскоре решится. Так просто этого парня не убьешь, но у нас есть и другие средства. Наших возможностей, уверен, никто не знает до конца.

Томас жив!

Она взглянула на скорченное тело на полу. Этот парень мертв… Но Томас жив. Искорка надежды.

— Нам нужен ключ, — сказал Свенсон.

— Я сделаю все, что смогу.

— Сколько ждать?

— Если мутация его не затронула, три дня. Возможно, два.

Свенсон улыбнулся:

— Чудесно! Мне пора на самолет. О вас тут будут заботиться, Моника. Когда все кончится, нам пригодятся столь блистательные умы, как ваш. Так что не держите, пожалуйста, зла.

— Это возмутительно!

Трое из четверых собравшихся устремили на Армана Фортье потрясенные взоры.

— Неужели это возможно, Жан?

Фортье поднялся на ноги, обвел взглядом лица правителей Франции: премьер-министра Буаверта, только что выразившего протест; президента Гаэтана, человечка себе на уме, который непременно должен был капитулировать; министра обороны Дю Брека, самой ценной для Фортье персоны из всех; и начальника тайной полиции «Сюрте» Шомбара, единственного, кто не сделал сейчас круглые глаза. Все они были выбраны неспроста, и всех их он поставил перед решением — жить завтра или умереть сегодня. Хотя этого они еще не знали. Пока.

— Осторожней выбирайте слова, — предостерег Фортье.

— Вы этого не сделаете!

— Уже делаю.

Будучи министром иностранных дел, Фортье убедил Анри Гаэтана созвать чрезвычайное заседание, дабы обсудить последний ультиматум Вальборга Свенсона. Сообщил, что имеет важную информацию о вирусе, и предложил собраться в одном из замков на Правом берегу.

Частный конференц-зал в подвале старинного двухэтажного особняка являлся идеальной декорацией для начала новых дел. Каменные стены, янтарный свет ламп, роскошная обстановка. Зал больше походил на гостиную — высокие стулья, обитые кожей, с медными кнопками; огромный камин с разожженным в нем жарким пламенем; хрустальная люстра над медным кофейным столиком; полностью укомплектованный бар.

И — самое главное — прочные стены. Очень прочные стены.

Арман Фортье был толстяком. Ноги толстые, руки толстые, губы толстые. Зато разум у него, как говаривал он сам, был тонок и остр достаточно, чтобы в считанные секунды подрезать язычок любой женщине. Сие самоуверенное заявление обычно заставляло женщин занимать оборонительную позицию, что добавляло остроты процессу их завоевания.

Это было его единственной слабостью.

Если не считать власти.

Он знал, что давно уже мог бы пробиться в президенты, но Франция его не интересовала. Внимание, уделяемое столь высокопоставленному лицу, могло бы ему помешать. Зато должность министра иностранных дел для осуществления его истинных целей была идеальной.