— Но почему Франция?

— Ну, Жорж… Не Гитлер ли сказал, что тот, кто контролирует Францию, — контролирует Европу, а кто контролирует Европу — контролирует мир? Он был прав. Существуй более важная стратегически страна, я бы сейчас же распрощался с вами и уехал туда. Франция была и остается центром мира.

Президент закинул ногу на ногу; глава тайной полиции перестал щуриться; министр обороны раскраснелся. Они уже свыкались с новым положением дел.

Лишь премьер-министр Буаверт по-прежнему смотрел волком.

— Позвольте мне показать на примере, господа, как будет разыграна эта игра. Жан, вы не подойдете сюда?

Но непокорный премьер-министр продолжал лишь таращиться на него.

Фортье поманил его рукой:

— Пожалуйста. Встаньте здесь. Я настаиваю.

Тот все еще мешкал. Упрямец.

— Что ж, оставайтесь где есть. — Фортье вынул из кармана девятимиллиметровый пистолет с глушителем. Направил его в сторону премьер-министра и спустил курок.

Пуля впилась в спинку стула, чуть выше плеча Буаверта.

Тот выпучил глаза еще больше.

— Взгляните — это то, что мы уже сделали. Дали предупреждающий выстрел, который их рассердил. Они пока сомневаются в нашей готовности довести дело до конца. Но очень скоро… — он вскинул пистолет и выстрелил премьер-министру в лоб, — в ней убедятся.

Буаверт обмяк на своем стуле.

— Не примите это за угрозу, Анри. Жан в любом случае умер бы через восемнадцать дней. Как умрем и все мы, если не поступим так, как я сказал. Кто-нибудь в этом сомневается?

Все трое смотрели на него с хладнокровием, приятно удивившим Фортье.

Он вернул пистолет в карман и одернул куртку:

— Если я умру, антивирус пропадет. И тогда умрет весь мир. Но я не намерен умирать. Предлагаю вам присоединиться ко мне в этом намерении.

— Согласен, — сказал Жорж. Фортье взглянул на президента:

— Анри?

— Я тоже согласен.

— Шомбар?

Глава тайной полиции кивнул:

— И я.

— Наши дальнейшие действия? — спросил президент.

Фортье подошел к своему стулу и сел:

— Для военного командования, Национальной ассамблеи и сената наше объяснение будет простым: Свенсон выдвинул новое требование. Ему нужна наша военно-морская база в Бресте. Мы соглашаемся ее предоставить, чтобы заманить Свенсона в ловушку. Блеф, но объяснение будет принято. Оппозиция притихнет. Думаю, к концу недели нам придется объявить военное положение, дабы избежать каких бы то ни было беспорядков. К тому времени мы зажмем в тиски большую часть мира, и французский народ узнает, что единственная надежда выжить — у нас в руках.

— Ну и ну, — пробормотал президент. — Мы и впрямь беремся за это дело.

— Да. Беремся.

Фортье потянулся за стопкой папок, лежавших возле него на столе:

— Нет времени определять каждому из вас личные задачи, поэтому я взял на себя смелость сделать это за всех. Разумеется, нам необходимо будет постоянно согласовывать свои действия. — Он раздал папки. — Считайте это игрой в покер с высокими ставками. Надеюсь, в свои карты вы никому не позволите заглянуть.

Они раскрыли папки, и в комнате воцарилась деловая атмосфера. Анри Гаэтан мельком глянул на обмякшее тело премьер-министра.

— Он отправился в крайне важную командировку на юг, Анри.

Президент кивнул.

— Томас Хантер, — сказал Шомбар, вынув верхнюю страничку из своей папки. — Тот, кто похитил Монику де Рейзон.

— Да. Это… уникальный человек, и он стоит у нас поперек дороги. Возможно, знает больше, чем должен. Его необходимо захватить любой ценой, по возможности живым. Сделайте захват Хантера своей главной задачей. И согласуйте действия с Карлосом Миссирианом.

— Вывезти человека из Соединенных Штатов в такое время, как сейчас, может оказаться нелегким делом.

— А этого и не понадобится. Я уверен, что он сам к нам явится: если не во Францию, то в то место, где мы держим женщину.

Заговорил президент:

— В Ассамблее 577 членов. По вашим подсчетам, проблемы могут возникнуть с 97 из них. Я думаю, таковых будет больше.

Они продолжали обсуждать планы, координируя их время от времени, далеко за полночь. Разбирали возражения, предлагали и отвергали новые доводы, утверждали стратегию. И делали это со все возрастающей целеустремленностью и с чувством некоей избранности.

Выбор на самом деле был невелик. Кости брошены.

Предназначением Франции всегда было спасение мира, и именно этим они, в конце концов, сейчас и занимались.

Разошлись они спустя шесть часов.

Премьер-министр Жан Буаверт покинул конференц-зал в покойницком мешке.

Томас проснулся как от толчка. Вскочил с кровати и огляделся.

За окнами было еще темно. Рашель спала. А в его голове вертелись разом две мысли, затмевая привычную реальность этой комнаты, этой кровати, этих простыней и шершавого пола под босыми ногами.

Мысль первая: обе реальности, в которых он существует, несомненно, связаны, возможно, даже больше, чем он догадывается, и обеим угрожает опасность.

Мысль вторая: он должен кое-что сделать, немедленно и любой ценой. Убедить Рашель помочь ему в поисках Моники. И найти исторические книги.

Но при взгляде на спящую жену энтузиазм его несколько поостыл. Она была так мила, спала так сладко. На лицо упали волосы, искушая их откинуть.

На руке у нее была кровь. И на простыне — рядом с рукой.

Сердце у него заколотилось. Откуда? А, вот маленькая ранка у нее на руке — вчера, в суматохе возвращения, он ее не заметил. И Рашель ничего не сказала. Но не слишком ли эта ранка мала для такого количества крови?

Взглянул на собственную руку и вспомнил: да ведь он же сам себя порезал, в лаборатории доктора Майлса Бэнкрофта. Конечно, здесь он в это время спал, а порез начал кровить — как он и опасался.

Его рука во сне касалась руки Рашели. Кровь была отчасти его. И отчасти ее.

Поняв это, он вновь забеспокоился. Если он не остановит вирус — умрет. Умрут все!

Что же делать? Он подошел к окну, выглянул. Предрассветный час, ни ветерка. Пожалуй, будить Рашель и убеждать ее забыть все, что она говорила о его снах, — дело бесполезное. Узнав, что он опять видел сон, она только разозлится. Да и с чего ей верить, будто его свежий порез — не случайность?

Но мудрец его, наверное, поймет. Джеремия. Натянув тунику и обувшись, Томас тихонько выбрался наружу, в предутреннюю прохладу.