– Попозже вернемся к этому вопросу, – бесстрастно ответил Сергей, отбрасывая все лишние мысли – о гуманности, о жалости и о подобной чуши, которая сейчас для него просто вредна. – Где мои мужчины?

– А я откуда знаю?! Увели в допросную! – каркнула тюремщица, кусая губы.

– Где допросная?

– В этом же здании, наверху!

– Что будет после допроса?

– Не знаю. Может, убьют, может, оставят в живых – если раньше не сдохнут! Допросная – это тебе не трактир! Там допрашивают! С пристрастием! И магией, и щипцами! Да развяжи, что ли?! Сил терпеть уже нет! Лучше сдайся, дура! Может, снисхождение тебе будет, убьют сразу, без мук! Обещаю, пытать не буду перед смертью!

– Почему меня сюда заперли? Почему не доложили Главе? Почему не расспросили меня, как я просила?!

– Почему заперли?! Придуриваешься, что ли? Ты лазутчица! И уже не первая! Союз засылает вас, дебилок, на верную погибель! Дураки решили, что мы не распознаем «мерцающую»? «Перевертыша»?! Идиоты! Главе все доложили, но кто ты такая, чтобы Глава с тобой встречалась?! Поганая лазутчица! Вначале из тебя выжмут все, что ты знаешь, а потом уже решат, что с тобой делать! Да что делать? Казнить, конечно! Какой-нибудь особо мучительной казнью – как всех шпионов! Последнюю шпионку на кол посадили, да с перекладиной – долго жила, крепкая оказалась! Уже и птицы глаза выклевали, а она все дергалась! Правда, и колдуньи постарались, поддерживали, чтобы подольше мучилась, но все-таки – крепка, сучка! Если развяжешь меня, отпустишь – постараюсь, чтобы ты умерла быстро. Яду дам! Тихо, мирно помрешь, и все!

– Врешь, тварь! – уверенно объявил Сергей и с размаху пнул тюремщицу в бок. – Мечтаешь отомстить, я знаю! Еще раз – что будет, если я выйду с ошейником за территорию тюрьмы, – он будет меня душить? Отрежет голову?

– Да ничего не будет! – задергалась женщина, возя дряблой грудью по полу. – Спятила, что ли? Какое там душить, не знаю ничего! Колдовать не сможешь – да! Найти тебя по ошейнику можно – да! Про удушение ничего не знаю!

– Врешь! Врешь! Врешь! – Сергей пинал тюремщицу, вымещая на ней злость, разочарование, страх и боль, опомнился только тогда, когда та потеряла сознание. Выругался, пощупал пульс – жива! Похоже, что сломал ей два или три ребра. Поморщился, поднял с пола пустую чашку, набрал воды, вылил на женщину. Потом еще набрал и снова вылил. Наконец та очнулась и застонала:

– Ыыыы… оооо… больно! Гадина… Я же все тебе сказала!

– Теперь расскажи, как найти допросную, – все, в подробностях – где какие посты стоят, как подойти к ним незаметно, сколько людей в охране – рассказывай, иначе отобью все, что у тебя в брюхе еще не отбито! Быстро!

Через пятнадцать минут Сергей знал все, что ему нужно было знать о системе охраны. Тюремщицу буквально несло откровениями, она взахлеб рассказывала о том, о чем спрашивал Сергей, и больше, чем он спрашивал, – с ужасом глядя на ноги мучительницы. Пришлось пнуть ее еще пару раз, чтобы освежить память насчет охраны казармы, когда показалось, что женщина врет, но в общем и целом, скорее всего, она говорила правду. По крайней мере такую правду, которую она считала правдой. Обычно те, кто любит мучить, с трудом выносят боль. Вероятно, потому они и вымещают страх боли на своих жертвах.

Закончив допрос, Сергей разрядил в женщину парализатор. Развязывать не стал, но и убивать не стал. В убийстве не было необходимости, а для того чтобы развязать – не хватило человеколюбия. Он никогда не любил вертухаев, не раз за время службы в ментовке прикидывая, что сам может оказаться на месте заключенного. И вот такие вертухаи будут измываться над ним самим.

Если ты решил работать тюремщиком – получи все, что тебе причитается. В том числе и риск попасть под горячую руку узника. Это твоя работа, так что нечего ныть.

Подобрал второй парализатор, сунул в петлю на поясе. Другой так и остался в руке, наготове. На сколько зарядов его хватит – неизвестно. Забыл спросить у бабы. А теперь уже поздно. Досадно, но ладно. Разберемся в процессе, так сказать.

Знакомым коридором на выход, мимо десятков дверей, таких же, как та, что вела в его камеру.

Полумрак, только далеко впереди, у закрытого выхода, горит фонарь. Свой фонарь держал за спиной, чтобы свет не бил в лицо. За столом сидит одна охранница, занята чисткой своего меча, любовно отирает клинок тряпочкой, не обращая ровно никакого внимания на шаги позади себя.

Сергей не стал тратить заряд парализатора и крепко ударил воительницу по затылку – туда, куда положено бить, чтобы гарантированно выключить человека на приличное время. Или убить. Шагнул к лестнице, но остановился и, выругав себя за глупость, снял с бесчувственной женщины портупею, ножны, поднял с пола выпавший из руки охранницы меч и вдруг криво усмехнулся – меч был его собственный, таких тут не делали. То-то воительница так трепетно его охаживала – эти бабы понимали толк в хорошем оружии. Небось уже попробовали его на крепость, сравнили со своими мечами, и сравнение точно было не в пользу изделий местных кузнецов. Как она его добыла? Небось потихоньку подменила на свой, плохонький. Ушлая тварь!

Вдруг задумался – а кто у них кузнецы? Женщины или мужчины? Тяжелое дело – бить молотом по наковальне! Впрочем – а разве воинское ремесло легкое дело? Помаши-ка мечом, побегай-ка по плацу!

И тут же себе ответил – одно дело красивое фехтование, можно сказать эдакий фитнес, и другое – в жаре и чаду кузницы махать пудовым молотом. Скорее всего, кузнецы – это мужчины. Ведь ремеслами занимаются именно мужчины, а не женщины! Женское дело – воинское, а еще – рожать. Мужское – все остальное.

В голове мелькнуло – а почему Морна ничего не рассказала о том, что «мерцающим» не место в этом мире? Что это, предательство? Ведь не могла не знать, что «мерцающие», или как тут называют – «перевертыши» – вне закона?! Что их преследуют как диких зверей?

И тут же дал себе ответ – а кто рассказывал Морне, что он «мерцающий»? Она знает, что Серг владеет магией материи, гиориторнией, а насчет того, что он еще и метаморф, Сергей ничего ей не говорил. Вот если бы сказал… Ну и сказал бы, и что? Не поехал бы в Эорн? Все равно бы поехал. Был бы поосторожнее, это точно, но поехал бы. На тот момент у него не было иного плана.

Иного? А что, теперь есть еще план? И тут же признал – да. Теперь, зная, что в лесу живут метаморфы, что эти метаморфы потомки воинов-звездоплавателей – все изменилось. Возможно, стоило подождать, когда Эорн и Гекель как следует покрошат друг друга, а уж тогда…

Горько усмехнулся – как легко он теперь манипулирует человеческими жизнями! Тысячу жизней туда, тысячу сюда! А то и десять тысяч! Двадцать! Сто тысяч! А почему не миллион?! И все ради идеи, правильной идеи, которую несет он, Мессия! Мессия ли… Может, Антихрист?

Первое, что почувствовал, – запах. «Шашлыком пахнет! – мелькнуло в голове, и тут же: – Каким шашлыком?! Здесь?!»

И пришло понимание. Сердце ухнуло, как двухпудовая гиря, в висках застучала, забилась кровь. В ушах – колокольный набат, все вокруг стало слишком четким, ярким, будто под увеличительным стеклом.