Другое дело — Миранда. Она бы поняла. Но Миранда теперь редко бывала в Лондоне, и Оливия только сейчас начала понимать, как ей не хватает подруги детства.

— У вас такой серьезный вид, — заметил Гарри, и Оливия поняла, что в какой-то момент настолько погрузилась в размышления, что не заметила, что он, не отрываясь, смотрит на нее. Его взгляд был таким теплым и… притягательным.

Интересно, о чем он думает? И почему это ее волнует?

— Да нет, вам показалось, — ответила она, потому что видела, что он ждет от нее ответа.

Он снова внимательно вгляделся в толпу.

— Что ж. Пойдемте, поищем вашего князя?

Она была благодарна ему за то, что он переменил тему.

— Мне следует наконец угодить вам и заявить, что он не мой князь?

— Был бы вам премного благодарен.

— Хорошо. Он не мой князь.

— И это все? — разочарованно протянул он.

— А вы, верно, ожидали чего-то более драматического?

— По меньшей мере, — пробормотал он.

Она рассмеялась и вышла из алькова.

Сегодняшний вечер был замечательным. Она удивилась, что не сразу это заметила. Зал был полон народа, но в этом не было ничего необычного. Но что-то было иначе. Может, свечи? Может быть, их было больше или они светили ярче? Но весь зал был окутан каким-то теплым, ласкающим взгляд светом, и все люди выглядели красивыми.

И счастливыми.

— Он в дальнем углу зала, — услышала она за спиной голос Гарри. — Справа.

Его теплое дыхание у самого ее уха показалось ей странной, вызвавшей дрожь лаской. Ей захотелось отклониться назад, чтобы ощутить тепло его тела, а потом…

Она сделала шаг вперед. Что за опасные мысли? И они явно не имеют отношения к сэру Гарри Валентайну.

— Я думаю, что вам следует подождать здесь, — сказал Гарри. — Пусть он сам подойдет к вам.

Она кивнула.

— Он вряд ли меня видит.

— Скоро он вас заметит.

Его слова почему-то прозвучали как комплимент, и ей захотелось обернуться к нему и улыбнуться. Но она этого не сделала.

— Я должна стоять рядом со своими родителями. Это было бы более прилично, чем… В общем, более прилично, чем то, что я уже сделала в этот вечер. — Она взглянула на него — на сэра Гарри Валентайна, своего нового соседа и — что было невероятным — своего нового друга. — Спасибо вам за замечательную беседу.

— Не за что. Мне она тоже понравилась.

Но этот обмен любезностями показался Оливии слишком формальным, и ей не захотелось прощаться на такой ноте. Она улыбнулась ему, но не улыбкой, предназначенной для светских бесед, а настоящей, искренней.

— Вы не будете возражать, если я снова раздвину занавески на моем окне? Когда они задернуты, у меня в спальне ужасно темно.

Он негромко рассмеялся:

— Вы будете за мной шпионить?

— Только если вы будете надевать смешные шляпы.

— У меня есть только одна, и я ношу ее по вторникам.

Каким-то образом это показалось ей идеальным способом завершить их встречу.

Она попрощалась с ним и исчезла в толпе.

Не прошло и пяти минут, как Оливия увидела своих родителей, а князь Алексей Гомаровский нашел ее.

Ей пришлось признать, что князь был необычайно привлекателен. Он был красив не очень броской славянской красотой. Глаза голубые, а цвет волос в точности такой же, как у нее, что было удивительно — у взрослого мужчины белокурые волосы встречаются не часто. Но именно этим он выделялся из толпы.

А еще — телохранителем огромного роста, сопровождавшим его повсюду. Дворцы Европы небезопасны, уже успел он сообщить ей. Человек его положения не может путешествовать без телохранителя.

Оливия стояла между отцом и матерью, наблюдая, как расступается толпа, давая дорогу князю. Он остановился прямо перед ней, щелкнув каблуками на военный манер. Он держался необыкновенно прямо, и у нее появилось странное ощущение, что даже спустя много лет, когда забудутся черты его лица, она будет помнить то, как он выглядел — прямой и величавый.

Интересно, служил ли он в армии, подумала она. Гарри служил на континенте, и от русской армии его отделяла вся Европа, не так ли?

Впрочем, это не имело значения.

Слегка склонив голову набок, князь одарил ее улыбкой, которая была не то чтобы недружелюбной, а скорее — снисходительной.

А может быть, это просто была разница в культуре нравов. Она понимала, что нельзя судить поспешно. Возможно, в России улыбаются по-другому. Даже если это не так, он все же принадлежит к царской семье. Она не могла себе представить, что князь станет раскрывать свой внутренний мир кому попало. Может быть, он на самом деле приятный человек, которого никто не понимает, и тогда он, должно быть, страшно одинок.

Ей бы такое не понравилось.

— Леди Оливия, — сказал он по-английски с еле заметным акцентом. — Я чрезвычайно рад снова вас видеть.

Она присела в реверансе, более глубоком, чем предписывалось в подобных ситуациях, но не столь глубоком, чтобы выглядеть не к месту подобострастной.

— Ваша светлость, — тихо произнесла она.

Когда она выпрямилась, он взял ее руку и прикоснулся к ней губами. Люди, стоявшие вокруг них, стали перешептываться, и Оливия почувствовала, что оказалась в центре внимания. У нее было ощущение, что все в зале сделали шаг назад, оставив вокруг них островок пустоты, чтобы иметь возможность быть свидетелями разворачивающегося перед их глазами действия.

Он медленно отпустил ее руку и пробормотал:

— Как вам, очевидно, известно, вы самая обворожительная женщина на этом балу.

— Благодарю вас, ваша светлость. Вы оказываете мне большую честь.

— Я говорю правду. Вы прекрасное видение.

Оливия улыбнулась и постаралась выглядеть прелестной статуей — такой, какой он хотел ее видеть. Она не была уверена, как именно следует ей реагировать на его комплименты, и представила себе сэра Гарри, произносящего такие напыщенные речи. Он скорее всего рассмеялся бы, даже если бы сумел выдавить из себя первые слова.

— Вы смеетесь надо мной, леди Оливия, — сказал князь.

— Помилуйте, князь. Я просто радуюсь вашим комплиментам, ваша светлость.

Если бы ее слышал Уинстон! Он бы катался по земле от смеха. И Миранда — тоже.

Но князь, видимо, ее одобрил, потому что его глаза сверкнули, и он протянул ей руку:

— Давайте прогуляемся по залу, милая. Может, мы потанцуем?

У Оливии не оставалось выбора, и она взяла его под руку. На нем был парадный мундир темно-красного цвета с четырьмя золотыми пуговицами на каждом рукаве. Сукно мундира было шершавым, и князю, наверное, было в нем жарко в душном зале. Но он, по-видимому, чувствовал себя вполне комфортно. Во всяком случае, от него исходила даже некоторая холодность, словно он присутствовал на балу для того, чтобы им восхищались, но ни в коем случае не приближались.