Я опустился на стул посреди этого хаоса. Взгляд при этом зацепился за книжный шкаф, являвшийся, в отличие от остальных предметов меблировки, антикварной вещью, которую, как я полагал, не вынесли из комнаты только из-за его веса. Сдержав еще один вздох, я покачал головой. Обыскивая комнату, вор искал тайники даже за ним. Я сомневался, удастся ли мне поставить его обратно: здесь бы не помешала помощь быка. Я уже был готов признать свое поражение, когда с ужасным скрежетом шкаф встал на место, оставив царапины на паркете. Я утер пот со лба и недоуменно посмотрел на испачканные зеленым перчатки.

Стук в дверь отвлек меня от этой загадки. Я поспешил открыть.

Профессор Дрейкер, мой сосед этажом ниже, строго посмотрел на меня снизу вверх. Я знал, что даже в полумраке от его кошачьего взгляда не укрылись ни закатанные рукава рубашки, ни растрепавшаяся прическа, ни пыльный след на штанине. С трудом подавив в себе желание отряхнуть брюки и пригладить волосы, как перед встречей с директором интерната, я сдержанно поинтересовался, что ему нужно.

– Послушайте, – начал он раздраженно, – это уже слишком! Что вы тут устраиваете? Весь день двигали мебель, грохот стоял невозможный, а сейчас, только успокоились, заново? Это невыносимо!

Большую часть комнат в университетском общежитии занимали молодые сотрудники факультета, в силу должности не обладавшие достаточными средствами, чтобы снять жилье в городе, и не желавшие жить с родственниками (или не имевшие такой возможности, приехав в Гетценбург из разных уголков империи). Состоявшихся преподавателей было мало. Немногие даже из любви к науке согласились бы на одну комнату и душ в коридоре. Профессор Дрейкер, к сожалению, был одним из них. Разругавшись на старости лет с сыновьями и невесткой, светило имперской экономики в отместку продало городскую резиденцию и отписало еще при жизни все свое имущество родной кафедре. Кафедра с радостью согласилась, профессор въехал в комнату под моей, а я вскоре начал понимать причины его размолвки с семьей. На свойственный всем гениям поганый характер профессора накладывался кошачий слух. Шаги по комнате казались ему топотом, упавшую на пол книгу он воспринимал как личное оскорбление, и упаси духи было приколотить на место планку у рассохшейся тумбочки! Выданную мне в тот день тираду я надолго запомнил. Впрочем, дальше еженедельных визитов с гневными отповедями дело не шло, поэтому со временем я привык к такому соседству.

– Да, конечно, – согласился я, пропустив мимо ушей претензии старика. – Сейчас же все прекращу.

– Будьте так любезны! – пропыхтел профессор. – Имейте в виду, если в следующий раз вы, как сегодня днем, откажетесь открывать дверь, я вызову управляющего!

– Обязательно, – невпопад заверил я его. – А во сколько, вы говорите, я сегодня мебель двигал?

Знаменитый экономист смерил меня таким взглядом, что я поспешил попрощаться и закрыть за ним дверь. Рассеянно потерев пятно на перчатке, я вернулся к книжному шкафу. Мои догадки подтвердились: сбоку, на уровне моей головы, виднелось пятно сине-зеленого оттенка. Словно кто-то, не заметив, задел рукавом свежеокрашенную стену, а затем, отодвигая шкаф, невольно перенес краску на него…

И я знал, кто в городе недавно красил стены в этот цвет.

В беспорядке я нашел другие перчатки, подумав, взял с собой оставшийся с войны пистолет и вышел, позволив двери захлопнуться у меня за спиной.

Доктор

«Хефер» не был похож на столичный «Ориент», известный своей роскошью. Не напоминал он и пошлые почасовые отели, занимавшие обочины крупных дорог. Совсем недавно он был доходным домом для среднего класса, удачно расположенным и во всех отношениях благопристойным, но покойный мистер Хефер разместил несколько неудачных вложений перед предыдущим кризисом, и его вдове пришлось узнать, что после уплаты налогов и процентов за долг доход от дома удивительным образом приближался к нулю. И что люди были готовы заплатить существенно больше за возможность снять комнату не на неделю, а на сутки, а того лучше – на несколько часов.

Так получилось, что недалеко от городского парка возникла почасовая гостиница, чей вид удовлетворил бы вкус любого пуританина. Это обстоятельство, впрочем, миссис Хефер, в душе которой любовь к приличиям поблекла после подсчета первой прибыли от отеля, намеревалась исправить.

Во вторник вместо скромного деревянного фасада меня встретили строительные леса и запах свежей краски. Я еще отметил необычный оттенок: насыщенный, что называется, богатый, балансирующий на грани между синим и зеленым…

«Виридиан», – назвала его моя спутница. Не уверен, сумел бы я запомнить цвет, если бы не название и не факт, что я сам в тот день едва не испачкал пальто, на выходе пропуская ее вперед.

В свете фонарей было видно, что работы продолжались. Я осторожно дотронулся до стены – краска еще не высохла. Войдя внутрь, я кивнул отставному солдату, выполнявшему при миссис Хефер роли портье, сторожа и вышибалы одновременно, и попросил проводить к хозяйке.

– Вы сегодня одни, – прокомментировала та мое появление, вопросительно изогнув бровь.

– Скажите, кто-нибудь спрашивал обо мне или о номере, который я занимал в прошлый раз?

По внезапно отведенному взгляду я понял, что попал в точку.

Будь на моем месте Виктор, то наверняка бы он уговорил ее рассказать все. К сожалению, харизма и обаяние не были моими сильными сторонами.

– Мне очень важно это узнать, – я достал из кармана бумажник.

– Был один, – миссис Хефер приняла десятишиллинговую банкноту и убрала в ящик стола. – Хотел посмотреть на комнату, в которой вы были.

– Только посмотреть? – уточнил я, втайне надеясь, что неизвестный не устроил в номере такой же погром, как в моем жилище, и миссис Хефер не придет в голову потребовать с меня компенсации.

– Пробыл в ней с полчаса, что делал, не знаю, не спрашивала.

Хозяйка гостиницы неприятно улыбнулась, намекая, что ей прекрасно известно, за что тут платят.

– Как он выглядел? – проигнорировал я ее намеки.

– Не джентльмен, если вы знаете, о чем я. Слишком здоровый, – она окинула меня взглядом. – И одет иначе.

– Он что-нибудь говорил? Или…

На меня нашло озарение. Очевидно, люди, разыскивающие украденные Хевелем документы, считали, что бумаги в моих руках. Поэтому они побывали в общежитии, поэтому проверяли, где я мог спрятать бумаги за его пределами. Итак: если бы я, обыскав номер, не нашел то, что искал, но не мог отбросить теорию, что нужный мне предмет находится в комнате, что бы я сделал? Я бы дождался, пока спрятавший искомое человек вернется и заберет его.

– Он просил сообщить, когда я в следующий раз появлюсь у вас?

Снова я угадал.

– Он выглядел опасным человеком, – заметила хозяйка отеля вместо ответа.

Намек был прозрачен.