– Юхан Сверд может называть себя социал-демократом сколько влезет. То, что он делает, – давно устаревший дикий капитализм. Девятнадцатый век. Дискриминация слабых.

– Он, по-моему, и не называет. Давно не слышала, чтобы он что-то говорил о социальной программе. Даже пенсионный возраст повысил; помните, что он сказал? Для здоровых людей это не возраст.

Вальдемар засмеялся.

– Вот именно. Вы правы, он не называет себя социалистом. Если не ошибаюсь, он обозначил свою идеологию просто и не без кокетства: “будущее”.

– Да… в мании величия ему не откажешь.

Вальдемар кивнул и положил руку на ее запястье. Глаза его внезапно потеплели.

– Должен признаться, никак не ожидал встретить на этом сборище такую приятную собеседницу.

У Глории загорелись щеки. Она попыталась вспомнить: когда это было? Когда в последний раз ее касалась мужская рука?

Она огляделась – постаралась, чтобы вышло как можно непринужденнее.

– Зачем они согнали сюда столько народа?

В партере шла ожесточенная борьба за несколько оставшихся мест.

Откуда-то донесся детский плач. Значит, и дети… ей не хотелось об этом думать.

– Что-то не так, – тихо сказал Вальдемар. – Скорее всего, ничего хорошего.

У Глории было точно такое же чувство.

Что-то происходит, и что-то не так.

Между ними внезапно просунулась голова – мужчина с верхнего ряда. Согнулся в три погибели.

– Поговаривали, Сверд должен приехать. Но тут шепчутся – отменили.

Глория пожала плечами. Откуда берутся эти идиотские слухи? Достаточно поглядеть на собравшихся, и сразу ясно: никакой Сверд сюда не приедет. Здесь собраны люди, больше всех страдающие от его реформ.

И вдруг ее осенило: вполне может быть! Эти люди – избиратели Партии Здоровья! Ведь они голосовали за Сверда не потому, что тот собирался разделаться с толстяками, а потому, что он всем обещал помочь похудеть! Его обещания как минимум не меньше, а то и больше привлекательны для тучных, чем для людей с нормальным весом. Те-то могут продолжать жить как ни в чем не бывало, им ничто не грозит. Они не замечают ничего необычного в реформах Сверда, потому что их они не коснулись! Вот оно что… Партия Здоровья выиграла выборы не потому, что в обществе ненавидят толстых, а потому, что толстые ненавидят сами себя.

Ей это чувство знакомо больше, чем кому бы то ни было. Она еще в юности испытала точно такую же деструктивную ненависть к самой себе. Чтобы сбросить пару килограммов, готова была продать душу дьяволу. Если бы не Зигмунд Эрикссон, прежняя Глория Эстер вполне могла бы прийти на это сборище и ждать чудес от Юхана Сверда.

Внезапно накатила волна сострадания.

Эти люди вовсе не злы и не глупы. Их ввели в заблуждение. Разве они не делали все, что им предписывали? Разве не сидели часами у телевизоров, не слушали, как внушают дикторы: все зависит от самоконтроля! Разве не читали бесчисленные рекламные брошюры: ваша жизнь станет адом, если окружность талии на десять сантиметров превысит предписанную?..

Да святится имя твое, Зигмунд Эрикссон! Без тебя я стала бы одной из них.

Уже! Из легких словно выпустили воздух, она почти физически почувствовала, как скребут друг о друга пересохшие альвеолы. Я уже одна из них! Иначе зачем я сюда пришла?

Ее вдруг охватило неодолимое желание поскорее уйти. Она уже увидела все, что хотела.

– Пойдемте отсюда.

Они с Вальдемаром начали пробиваться сквозь толпу, но через несколько метров остановились. Люди колыхались сплошной массой перед натянутой веревкой, а у дверей, уперев руки в бока, стояли десятка два парней из службы безопасности.

Она в отчаянии повернулась к Вальдемару:

– Вы поняли? Это очередь на выход!

Из толпы слышались возмущенные возгласы. Один из охранников предупреждающе поднял руку:

– Придется подождать. Мы получили приказ никого до начала не выпускать.

Маленькая девочка рядом сунула руку между ног и ныла:

– Мамочка, я больше не могу… ну мамочка, ну пожалуйста… Мне очень надо…

– Простите, – обратилась женщина к охраннику. – Моей дочери срочно надо в туалет. У нее диабет… может, у вас есть какая-то печать или что-то в этом роде… отметку сделать. Уверяю, она вернется.

Охранник даже не повернулся в ее сторону.

Глории стало трудно дышать – сзади напирали все сильнее. Оказывается, не они одни потеряли терпение.

У Вальдемара заиграли желваки на скулах, даже под бородой заметно.

– Вы что-нибудь понимаете? – спросила Глория, задыхаясь.

– Что тут понимать. Перекрыли выход.

Они вернулись на трибуну. Охранники потянулись к выходу, отгоняя напирающую толпу. Дверь захлопнулась, послышался глухой металлический звук. И в другом проходе – тот же удар.

Она похолодела.

Они заперли двери на засов.

– Третья секция, – шепотом крикнул Вальдемар. – Быстро!

К третьей секции, шаркая ногами, медленно двигалась целая толпа. Она подавила страх. Что будет, если начнется паника?

Хасслер сделал несколько шагов, остановился и обернулся:

– У вас есть мобильник?

Глория начала лихорадочно шарить в сумке. Как же она сама не догадалась?

Какой-то коротышка, бегущий сверху, толкнул ее так, что она выронила сумку. Нагнулась, чтобы поднять, – еще один толчок, на этот раз в спину. Глория упала ничком.

– Глория! – отчаянно крикнул Вальдемар. – Как вы? Не ушиблись?

– Ничего… – Задыхаясь, она поднялась на четвереньки. – Люди начинают сходить с ума.

Извлекла телефон, посмотрела на дисплей и растерянно прошептала:

– Нет покрытия.

– Этого я и боялся, – сказал Вальдемар будто про себя.

Глория подняла телефон повыше – никакого эффекта. Начала лихорадочно жать на кнопки.

– Странно. Ни разу не отказывал.

– Неважно. Это не играет роли. Глория… забудьте про телефон. Попробуем пробиться на другую сторону.

Они спустились к первому ряду. Глория в толкотне нечаянно наступила на ногу какой-то женщине.

– Осторожней, ты! – взвизгнула та. – Свиноматка хренова!

Глория посмотрела на нее ошалело: раза в два толще, чем она.

– Наплевать, – нервно крикнул Вальдемар. – Быстрее, быстрее.

– Вы слышали, что она сказала?

– Наплевать! – повторил он. – Надо спешить.

Наконец они перебрались к противоположной трибуне, поднялись – и Вальдемар остановился как вкопанный.