Она все же сходит в Хувет в воскресенье. Посмотреть, что они затевают.

У нее резко улучшилось настроение. Им не удастся ее обмануть.

Въехав во двор, Ландон невольно улыбнулся: весь газон покрыт цветами печеночницы. Даже каменное крыльцо в розово-сиреневом венке. Как он мог так долго не приезжать?

Вышел из машины и с некоторой тревогой глянул на крышу. Зимой бывали сильные ветра, но нет, никаких катастроф не случилось. Никаких повреждений на первый взгляд нет, дом целый. Внутри холодно и сыро, слегка попахивает плесенью. А может, показалось. Проверил окна – все в порядке, все же догадался закрыть при спешном отъезде. Мертвые, уже высохшие мухи на занавесках. Прошарил буфет – ничего страшного. Мыши особых успехов не достигли, опасения не оправдались. Вымыть полки и зарядить мышеловки, больше ничего не потребуется.

Открыл настежь окна и пошел проверить почту. К его удивлению, в ящике было пусто, если не считать одинокого рекламного листка. Рассмотрел с обеих сторон, но дату так и не обнаружил. Должно быть, почтальон сообразил, что почту никто не забирает, и стал заносить рекламные проспекты и каталоги тем, кого они интересуют. В таком случае браво, проявил сообразительность и гибкость мышления. С почтальонами такое не часто случается. В Упсале, когда он вернулся с Каварё, отнес в макулатуру такое количество брошюр “А ты готов сбросить вес?”, что хватило бы на туалетную бумагу для половины города.

Постоял на лестнице. Солнце уже совершенно летнее. Птицы поют, будто им не давали петь лет десять. Счастливо улыбнулся: на сосне за сараем гоняются друг за другом две красавицы-белки. Идиллия почти смехотворная. Не хватает только Рённердаля[26] в белой рубахе до пят, и картина завершена.

И последний штрих пасторали – восторженный детский визг. Молли бежала к нему, улыбаясь во весь рот.

– Банан! Я знала, знала, что ты приедешь! Твоя машина фырчит как динозавр, я сразу услышала!

– Привет, Молли. Рад встрече.

Розовая мордашка внезапно сделалась серьезной.

– Ты где пропадал?

Без предисловий, как и ее мать. Ландон проглотил слюну.

– Был в Упсале. Задержался дольше, чем…

– А у меня кот! Мама говорит, если придется переезжать в Йиму, возьмем его с собой. У него, может, и был хозяин, но теперь кот наш. Остальных хозяев я аннигилировала.

– Аннулировала, – догадался Ландон и кивнул: – Правильно. Нечего с ними церемониться.

– Его зовут Мастер. Полное имя Мастеркот.

– Теперь и мышей, наверное, нет.

Молли посмотрела на него с осуждением и внезапно нахмурилась.

– Нам и мыши нравятся. Так я спрашиваю: где ты пропадал? Бананы сажал?

– А то! Всю зиму. В багажнике целый ящик.

– Ну да, как же. – Молли скептически улыбнулась.

Ландон поднял голову и посмотрел на дорогу. Никого.

– А как мама?

– Хорошо.

– Я даже не знал, что вы все еще здесь.

– Только до осени. До выборов. А там посмотрим. Но мама сказала знаешь как? Что так, что эдак – вот как она сказала. – Молли помолчала и с удовольствием повторила, подражая интонации матери: – Что так, что эдак. Никаких спецклассов.

Ландон молча кивнул. Хелене будет почти невозможно отвертеться.

– А что там в Упсале? Нам с мамой нужна обычная школа. Есть такие?

Ландон замялся. Что на это ответишь? Положение очень запутанное.

– Пока везде одни и те же правила. Подчеркиваю: пока.

– Вот как… одни и те же… – огорчилась Молли.

– Скоро все изменится, – поторопился добавить Ландон.

Молли вздохнула, но глаза тут же весело заблестели.

– Придешь или как? Ты же обязан поздороваться с Мастером.

– Да, только сначала я должен…

А что он должен? Ничего он не должен. Должен продумать, как извиниться, – вот что он и в самом деле должен. Всю дорогу конструировал оправдательные монологи, но так ничего и не сконструировал.

– Наведу порядок… надо кое-что разобрать…

– За-ну-да, – обиженно определила Молли, повернулась и пошла домой. Оглянулась и со слезой добавила: – Банан-зануда!

– После полудня обязательно! – крикнул он вдогонку и тут же пожалел: теперь не улизнуть.

Молли остановилась у калитки рядом с почтовым ящиком.

– Вся твоя почта у меня.

– Вот как? Тогда понятно…

– Что тебе понятно?

– Почти все. Спасибо.

Девочка пожала плечами и убежала.

Спустя пару часов он возлежал в розовом старом гамаке с чашкой кофе в руке. Рядом пристроился Мастеркот. Большой, отъевшийся. Наверняка начнет получать уведомления из Института питания. Задние лапы вздрагивают во сне – неужели котам тоже снятся сны?

Хелена молча щурилась на солнце.

– Ты знаешь, они начали выселять людей из некоторых домов.

Она кивнула, не открывая глаз:

– Слышала.

– “Дом без жира”. В нашем кооперативе проголосовали “за”.

– Господи, какая мерзость.

– Вот так. Мерзость, но факт. Мерзкий факт.

– А что хотят? В чем смысл?

– Полагают, люди настолько испугаются остаться без крыши над головой, что начнут голодать.

Хелена обреченно вздохнула.

– Можно и наоборот. В духе Сверда: похудеешь, будешь как сыр в масле кататься, извини за неполиткорректное сравнение. Какой сыр? Какое масло? Короче, начнется новая прекрасная жизнь. Он любит такие перевертыши. Печенкой понимает: покажи людям морковку…

– Политика позитивных ультиматумов.

– Морковная политика. Смысл тот же, а звучит не так страшно.

Она захохотала, резко и неприятно. В смехе не было ни искорки веселья.

– Не могу сказать, что ты явился из цивилизованного мира с хорошими новостями.

– Цивилизация – дерьмо собачье… Посмотри на Мастера. В его мире полнейшая гармония. Цивилизация портит все, до чего дотянется.

– При чем тут цивилизация? Люди… Люди непредсказуемы и иррациональны. Много всего намешано. Успех политика – нащупать в этой мешанине самую подлую струнку и на ней играть. Ненависть, зависть, ксенофобия. Кольцо врагов. Арийцы – евреи, черные – белые, верующие – атеисты, богатые – бедные. Люди – да… только копнуть. А некоторые исчезают, не сказав ни слова, и считают, так и надо.

Ландон прикусил губу.