— Я слышала его разговор с женщиной. Если судить по голосу, то эта была госпожа Крашр.

—Старшая или младшая? — спросил Танн. — Впрочем, неважно.

Мой «муженек» внезапно превратился в серьезного человека, то есть радскара.

—О чем они говорили, Саша? Ты сумела разобрать?

Я замотала головой.

—Нет, они говорили на радскарском.

—Но это был живой разговор? Не разговор через коммутатор, не запись…

—Нет. — Недолго поразмышляв, я на всякий случай ещё раз замотала головой. — Точно нет. Живой разговор.

—Хм, интересно…

Танн замолчал, уставившись в окно.

— Спасибо, что рассказала.

— Инженер под подозрением?

—Что? – нахмурился Танн. — Пока не уверен. Но держи ухо востро.

Я молча кивнула.

Просто потому, что другого мне ничего не оставалось.

На станции готовили только женщины. Как правило, основные блюда готовились в ужин, так чтобы на следующий день все без исключения мужчины могли позавтракать или пообедать запеченным с вечера мясом, добавив к нему один из готовых гарниров.

Поскольку женщин на базе было всего четыре штуки, готовили мы по парам: один день — мать и дочь Крашры, другой — мы с Трианой.

По факту, я должна была начать помогать Триане сразу после моего приезда, но из-за случившихся событий, моё «воцарение» на кухне немного подзадержалось.

Ну, зато сегодня уже ничто не помешало встать мне у плиты.

— Как хорошо, что ты теперь со мной в паре, — выдохнула Триана, наблюдая затем, как я спокойно, безо всяких проблем, разделываю мясо.

Она, что, опасалась, что люди – вегетарианцы? Хм…

Я вопросительно покосилась на девушку.

—Просто раньше мной командовала госпожа Нарвэ, — передёрнула плечиками Триана. — Именно что командовала, а не помогала. Корчила из себя тут главную. Готовит-то она только с дочкой.

—Она, получается, каждый день ужинами занималась? — спросила я. Триана кивнула.

—Да. Один день — со мной, второй — со своей любимой доченькой.

Триана перемешала разделанные кусочки птицы со специями.

— Она ведь сюда не работать приехала, как мы… так что могла бы и помочь. Тем более, дочке своей жизнь облегчить.

Я кивнула, признавая смысл в словах Трианы.

— Но ты не представляешь, до чего эта старая тетка вредная… не понимаю, почему профессор просто не отошлет эту госпожу Нарвэ куда подальше — без неё воздух на станции станет куда чище.

Ну да, госпожа Нарвэ была той ещё язвой. И меня она на дух не переносила, хотя я ей вообще ничего не сделала.

С другой стороны… я вот только сейчас задумалась о том, как мы все на станции её называем.

Радскары (как и люди, впрочем) по разному обращались к молодежи и пожилым людям; к рабочему персоналу и высоким чинам. Обычно состоявшегося в жизни радскара принято было называть только по имени рода. Например, я до сих пор не знала, как на самом деле зовут отца Найви. Он всегда подписывался и представлялся как «господин Днарр». С другой стороны, я бы ни за что не назвала Танна по фамилии — во-первых, он был не критично старше меня, во-вторых, даже набивался мне в мужья. Ну, какой после этого официоз.

С женщинами происходило примерно то же самое.

Если молодая или, допустим, служанка — тогда все окружающие звали радскарку по имени, если же уважаемая матрона или профессионал — тогда по имени рода.

Правда, ко мне это не особенно применялось — я была для радскар чужачкой, а вот младшую Крашр, которая много лет занимала должность секретаря профессора (и возраст которой уже перевалил за сорок лет), все уважительно звали по имени рода.

Естественно, все, кто работал с профессором, уже просто привыкли к этому, поэтому когда Заурда Крашр внезапно приехала на станцию с матерью, то, во избежание путаницы, именно её мать стали называть сначала «госпожа Нарвэ Крашр», впоследствии сократив до простого « госпожа Нарвэ».

Она вроде не возражала… но может быть, всё дело было в этом? Радскары ведь помешаны на своих «табелях о рангах». Вдруг мы, сами этого не заметив, нанесли пожилой даме смертельное оскорбление? Правда, это началось ещё до моего приезда — и, сказать по чести, именно ко мне претензий у неё быть не могло: я мало того, что приехала последней, так я ещё была чужачкой — какой с меня спрос? Но, видимо, сама госпожа Нарвэ так не считала. А может, я ей сама по себе не понравилась. В любом случае, за ужином она открыто продемонстрировала своё отношение ко мне.

А казалось бы, всё начиналось вполне мирно. В ожидании ужина, собравшиеся вели тихие разговоры ни о чем, строили планы на завтрашний день; Танн шутил, профессор что-то доказывал следователю… а потом мы с Трианой начали накрывать на стол. И, в конце концов, подали к столу земной салат.

Это получилось почти нечаянно. У нас оказалось слишком много запеченной птицы — куда её было девать? Триана не хотела отправлять приготовленную еду обратно в морозилку — мол, старая карга обязательно найдёт и пропесочит нас за то, что мы плохие хозяйки ( если мне было плевать на мнение госпожи Нарвэ, то Триана, которая только-только вышла замуж за Арраша, сильно переживала по этому поводу).

Мы долго гадали, чтобы такого сделать с запечённой птицей, пока я нашла в холодильнике листья салата — много салата, который мог тоже испортиться, если его никак не использовать.

В общем, оставалось только сделать гренки, добавить сыр и намудрить заправку — так получился своеобразный вариант салата «Цезарь». Который, кстати, понравился всем без исключения. А профессор — так тот вообще меня похвалил.

— Надо же, простые листья, но вкусно, — нанизывая салат на вилку, удивленно протянул профессор. — Возможно, нам надо пересмотреть своё отношение к человеческой кухне.

Вроде комплимент сделал, а на самом деле спустил с цепи мать своей секретарши.

Брезгливо скривившись, она покачала головой.

— Профессор, мы уважаем вас как исследователя и ученого, но, право же, это чересчур: рисковать своим здоровьем ради такого сомнительного удовольствия.

—Почему сомнительного? — спросил с набитым ртом Танн. — Вкусно же.

— Ваши вкусы нам и так понятны, молодой человек, — неприятно улыбнулась госпожа Нарвэ, кивнув в мою сторону. — Вы, кажется, абсолютно всеядны. Но другие радскары более взыскательны.

За столом повисла тяжелая тишина.

— Мама? — нервно хихикнула Заурда. Госпожа Нарвэ выразительно посмотрела на свою дочь.

— Вы, молодые люди, не понимаете, насколько привнесенное и чужое губит не только вас персонально, и наше общество в целом. Уже дожили до того, что раски перестали проявляться даже у старых родов, что уж говорить про простых радскаров.