Я не могу удержаться и провожу ладонью по ее лицу, заправляю за ухо кудрявую прядь. Сердце в груди отчего-то быстро колотится и кажется, что мало воздуха. Она сейчас так близко, что дух захватывает. Какая же она…

У меня даже нет слов, чтобы описать ее.

— Ты очень красивая, Селеста. И с тобой очень тепло. Мне никогда не было ни с кем так тепло, как с тобой.

Она смущенно улыбается и отводит глаза от моего лица в сторону.

— Спасибо, Егор.

— Но тебе, наверное, часто мужчины говорят эти слова? — мне не удается удержаться от горечи в своем вопросе. Уверен, что у нее отбоя нет от поклонников. И очень странно, что она три года одна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— На самом деле нет. Я не могу сказать, что слышала много комплиментов в своей жизни.

— Почему? — меня очень удивляет ее ответ.

Селеста пожимает плечами.

— На самом деле у меня не много мужчин было. Так что особо некому было делать мне комплименты. Толп поклонников и десятков свиданий в неделю у меня никогда не было.

И мне почему-то нравится ее ответ. Почему-то я рад тому, что у нее было не много мужчин, и она не много комплиментов слышала. Я хочу делать ей эти комплименты. Я хочу быть тем мужчиной, от которого она будет слышать красивые слова.

Вот только через три с половиной часа мне надо ехать в аэропорт.

Проклятье!

Я притягиваю ее к себе для поцелуя. Аккуратно касаюсь ее губ своими, запускаю ладонь в мягкие волосы.

— Ты очень красивая, — повторяю ей, целуя лицо. — И с чего ты взяла, что ты не умеешь танцевать? Никогда не видел никого, кто танцевал бы лучше тебя. Я не мог оторвать от тебя глаз.

Я говорю эти слова и чувствую, как ее расслабленное тело резко напрягается и становится чуть ли не каменным.

— Танцы — это не про меня. У меня нет ничего общего с танцами. И я этой ночью танцевала впервые за 10 лет. Не знаю, что ты со мной сделал, Егор, что я решилась на этот шаг ради тебя. До сих пор не могу поверить, что сделала это. Просто… — она запинается. — Когда я соглашалась идти с тобой гулять, я не думала, что вот так все обернётся. Что я станцую, спустя 10 лет после того, как зареклась это делать.

Селеста говорит это с сильным напряжением в голосе. Такая интонация заставляет меня оторваться от ее шеи, которую я покрываю поцелуями, и заглянуть ей в лицо. Она смотрит на меня стеклянными глазами.

— Почему ты так реагируешь на мои слова? И почему ты не танцевала 10 лет?

Селеста быстро отворачивает голову, и я догадываюсь, что она пытается скрыть выступившие слезы. А затем и вовсе говорит с сильной горечью и сумасшедшей болью в голосе:

— Потому что 10 лет назад я узнала, что моя родная мать была танцовщицей «Мулен Руж».

POV Кнопка

10 лет и 3 месяца назад

На этих весенних каникулах мне нужно ехать домой. Элайза в августе выходит замуж, и нашей семье предстоит знакомство с семьей ее жениха. У меня нет ни малейшего желания сидеть за одним столом с этой стервой и ее парнем, но отец сказал, что я обязательно должна быть. Иначе родственники жениха будут задавать вопросы.

Действительно, ведь посторонние люди не знают о том, что происходит в семье известного на всю Европу архитектора Пьера Готье на самом деле. С виду ведь наша семья — пример для подражания.

— Кнопка, ты уже решила, куда будешь поступать после школы? — Спрашивает меня Флёр за день до каникул, когда мы сидим в нашей комнате. Я дописываю мой новый рассказ, а она сидит, уткнувшись в телефон. Наверняка переписывается с Себастианом. Недавно они отметили 2 года вместе.

— В Сорбонну на филологический. Хочу стать писательницей. А ты куда? — я отрываюсь от тетради и поворачиваю к ней голову.

— Да вот думаю. Я бы хотела, чтобы мы остались с тобой вместе. Себас будет поступать в Сорбонну на юридический факультет. Андре на экономический.

— А ты кем хочешь стать по профессии?

— Я бы, наверное, хотела работать с детьми. Может, учителем?

Я закатываю глаза. Только Флёр может любить мелких засранцев и хотеть ими заниматься.

— Флёр, это самая дурацкая профессия, которую только можно придумать.

— Почему? — искренне удивляется и даже немного обижается. — Я люблю детей. И это так интересно — наблюдать за тем, как маленький человек растет и становится личностью. И ты ему в этом помогаешь, напутствуешь.

Меня сейчас стошнит.

— И учителем какого предмета ты хочешь быть?

— Не важно, какого. Мне одинаково хорошо даются все дисциплины. Но я бы хотела и дальше быть с тобой вместе, поэтому, наверное, пойду с тобой на филологический. Что скажешь?

— Ты же знаешь, что я буду только счастлива, если мы с тобой и дальше останемся вместе.

Насколько мучительно мне видеть Флёр вместе с Себасом, настолько же сильно я люблю подругу. У меня нет никого ближе, чем она. И ее счастье для меня важнее моего. Поэтому я готова сколько угодно наблюдать их вместе, лишь бы у Флёр все было хорошо. Меня только ее здоровье сильно пугает. Она за зиму болела пять раз. Малейший ветер — и все, Флёр тут же простудилась. Совсем иммунитета нет.

Ночью я долго не могу уснуть. Меня одолевает тревога из-за поездки домой. Я привыкла наведываться туда только летом, к тому же мама с Элайзой часто летние месяцы проводят в нашей загородной резиденции, и я остаюсь в Париже одна. Или же я еду за город со всей семьей, но общаюсь там с соседскими детьми. А резиденция очень большая, и я там с мамой и сестрой не пересекаюсь. А тут мне придется целую неделю быть в одной квартире с ними. Она хоть и трехэтажная, но все равно.

Я тупо смотрю в темноту за окном, когда чувствую, как вибрирует телефон под подушкой. Достаю его и читаю сообщение от Себастиана:

"Спишь?"

Тот случай на его дне рождения мы вообще никак не обсуждали. Скорее всего, нам обоим просто ударил алкоголь в голову, вот я и полезла танцевать на барную стойку, а он наехал на меня за это. Себас же переживает за меня по-дружески, а тогда я действительно вела себя вызывающе. На следующий день мы с Себом слегка избегали друг друга, нам обоим было неловко. Но уже в понедельник в школе все наладилось, и мы стали общаться, как раньше. И мы ни разу не вспоминали ту ситуацию, хотя прошел уже почти год.