— Да, если «чистить кого-нибудь» означает то, что я собираюсь сделать.

— Оно означает иметь с ним дело и оставить его без карт. Вы собираетесь вытащить из него ваши двадцать шесть?

Синель кивнула.

— Значительно больше, если мы сможем, Гагарка, — сказал Шелк. — Синель хотела бы купить лавку.

— Для него самое простое — засунуть вас обоих в лед. Кумекаешь?

— Ты имеешь в виду убить нас или поручить кому-то еще это сделать? Да, конечно. Если Журавль действительно шпион, он не поколеблется ни на секунду; и если в его распоряжении суммы, вполне достаточные, чтобы подарить Гиацинт азот, он, как мне представляется, без труда наймет для этого какого-нибудь убийцу. Мы должны быть крайне осторожны.

— А я о чем! Я могу назвать вам двадцать быков, которые с радостью сделают это за сотню, и некоторые из них очень хороши. Если этот парень Журавль работает на Кровь уже…

— Четыре последних года, — вставил Шелк. — Он сам сказал мне той ночью.

— Тогда он знает об этом не хуже меня. Эта Ги… — Гагарка почесал голову. — Ты помнишь, как мы вместе ужинали. Ты рассказал мне об азоте, и я сказал тебе: «держу пари, у него есть ключ от нее». Ну, если он просил Сиськи, чтобы она рассказывала ему о полковниках, то, судя по тому, что ты сказал о ней, Ги рассказала ему много больше. Это и есть ключ. Она остается все время на вилле Крови, верно? Она когда-нибудь бывает в городе?

— Похоже, бывает. У нее есть апартаменты на вилле, и монитор ее стекла относится к ней как к хозяйке. — Шелк вспомнил набитые одеждой шкафы в комнате Гиацинт, в одном из которых монитор предложил ему спрятаться. — И у нее очень много одежды.

— Она довольно часто бывает в городе, — сказала Синель, — но я не знаю, куда она ходит… или когда. И когда она приезжает, кто-нибудь наверняка присматривает за ней, если Кровь не шизанулся.

Гагарка выпрямился и положил левую руку на рукоятку большого, отделанного латунью тесака, висевшего у него на поясе.

— Хорошо. Ты хотел моего совета, патера. Сейчас получишь, но не думаю, что им легко воспользоваться.

— Тем не менее, я бы хотел услышать его.

— Да, я думаю, ты бы хотел. Держись подальше от этой Ги, по крайней мере пока. И встречаться с ней рискованно просто потому, что она настучит этому быку, Журавлю. Сиськи говорит, будто сама не знала, что шпионила. Могет быть и так. Но если этот Журавль подарил Ги азот, можешь держать пари на всю корзину, что Ги все знает и семенит за ним. Если бы она была единственной рукояткой, за которую можно ухватиться, я бы сказал тебе — давай. Но это не план. Если Сиськи рассказывает этому Журавлю о полковниках и о том, что они говорят, и Ги делает то же самое, все это звучит так, как будто у него есть еще четыре-пять таких, верно? Скорее всего, в других малинах Крови. И когда Сиськи уйдет — и она сказала, что уходит, — разве он не подыщет себе кого-нибудь другого у Орхидеи?

— Быть может, лучшее, что я могу сделать — вернуться к Орхидее, — предположила Синель. — Если я скажу ему что-нибудь против Вайрона, он разрешит мне помочь ему больше. И может быть, я сумею понять, кто эта женщина на рынке.

— На рынке есть торговка, — объяснил Шелк Гагарке, — которая, похоже, является связным Журавля. Журавль приказал Синель отнести ей статуэтку Сфингс. Синель, это всегда Сфингс?

Она кивнула, тряхнув огненными кудрями:

— Они всегда выглядят так, как та, которую я показала тебе, насколько я могу вспомнить.

— Тогда хорошо бы посмотреть, что с ними происходит, — предложил Гагарка. — Когда рынок закрывается, куда эта баба идет?

— Добр Шелк! — Орев спрыгнул с освещенных солнцем лоз на колени Шелка. — Рыба голов?

— Возможно, — сказал Шелк птице, когда она перепрыгнула ему на плечо. — На самом деле очень вероятно.

Он опять обратился к Гагарке:

— Ты совершенно прав, конечно. Я слишком много думал о Гиацинт. Мне бы очень не хотелось, чтобы Синель возвращалась к Орхидее, но какой бы твой план мы ни выбрали — они нисколько не исключают друг друга, — боюсь, невозможно приблизиться к Гиацинт без какой-нибудь зацепки. Однако, когда мы узнаем немного больше, у нас появится такая зацепка. И тогда мы сможем угрожать ей: дескать, мы знаем, что Журавль — агент другого города, у нас есть доказательство или, по меньшей мере, очень вероятное предположение, и мы точно знаем, что ты помогаешь ему. Мы предложим ей защиту, при условии, что она поможет нам.

— Как ты думаешь, Журавль — уроженец Вайрона? — спросила Синель. — Он говорит как один из нас.

— Нет. Главным образом потому, что он распоряжается такими деньгами, но и из-за того, что он однажды сказал мне. Однако я не знаю ничего о шпионах и их делах. И ты тоже, я уверен. А ты, Гагарка?

Огромный человек пожал плечами.

— Так, слышал кое-что. Говорят, что по большей части это купцы.

— Я думаю, что почти каждый город расспрашивает своих купцов, когда они возвращаются домой, и, нет сомнения, некоторые купцы — хорошо подготовленные агенты. Я могу себе представить, что такой агент получает столько денег, сколько ему нужно, скажем так, для службы родному городу, и, вероятно, его тщательно готовят для работы в том месте, куда его посылают. Агент, желающий предать свой родной город, легко может предать и твой; особенно если у него есть возможность при этом завладеть состоянием.

— Что Журавль сказал тебе, патера? — спросила Синель.

Шелк наклонился к ней:

— Какого цвета мои глаза?

— Синие. Хотела бы я, чтобы мои были такими.

— Предположим, что клиент Орхидеи потребует девушку с синими глазами. Орхидея в состоянии угодить ему?

— Кедровая Сосна. Нет, она уже ушла. Но Колокольчик еще там. И у нее тоже синие глаза.

Шелк выпрямился.

— Видишь, в Вайроне синие глаза встречаются достаточно редко, но они ни в коем случае не уникум. Собери сто человек, и, скорее всего, у одного из них будут синие глаза. Я обратил на это внимание, потому что раньше меня постоянно дразнили из-за них. Журавль тоже заметил их; но он, человек намного старше меня, сказал, что я только третий, кого он видел с такими глазами. Следовательно, большую часть жизни он провел в другом городе, где люди темнее и синие глаза встречаются реже, чем здесь.

— Говорят, что в Дженсе живут хвостатые люди, — усмехнулся Гагарка.

— Да, — кивнул Шелк, — я