Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саня вдруг представил, что и правда «сейчас» – это «прежде», что не было этих дней, или лет, или десятилетий, фиг их разберет, и что он просто не ушел в тот раз от Сударыни, остался подкрепиться по-людски, а она раскрыла ему все тайны…
Но не получалось. Всё было как прежде – кроме самого Сани. Он был другой, настолько другой, что и виноград казался не таким сладким, будто вкус не сразу попадал в рецепторы. И на шее у него теперь висел медальон Сударыни – та потребовала надеть, а Саня не стал спорить.
– Здесь точно безопасно? – спросил он.
– Надеюсь, – кивнула Сударыня, улыбнувшись. – Мы вовсе не так могущественны, как их неживой ум, но сплести нить-другую и потом связать их меж собою вполне в наших силах. Такие скрытые узлы дают нам возможность передвигаться из точки в точку, скрываясь от… не стоит и называть их (она сделала едва заметный жест пальцами). В подлунном мире они распознают нас так же, как распознаёшь их ты.
«Кого „нас“?» – хотел спросить Саня, но спросил совсем другое:
– У вас есть… ну… то, что поможет их остановить, победить? Я помню, что-то такое было…
На самом деле он не помнил ничего. Кроме того, что непрерывно лажал и, по идее, к нему все должны были давно потерять доверие.
Сударыня снова улыбнулась.
– Чего вы всё время улыбаетесь? – вдруг вспылил Саня. – Смешно?..
– Наоборот, – сказала Сударыня. – Раньше ты спросил бы: «И что теперь делать?» а сейчас сразу интересуешься главным: во-первых, нашей безопасностью, во-вторых, нашими возможностями. Ты теперь другой, рыцарь Александр, и я помогу тебе… Это, – она достала из секретера старую флешку, – ее заклинания. Узнаёшь? Это, – она достала огромный допотопный ноут, – машина, которая может их прочесть. А это, – она показала на Саню, – человек, которого я с огромным трудом отыскала в лабиринте снов для того, чтобы он всё это пустил в дело. Единственный в мире человек…
Саня смотрел на эту древнюю технику – и откуда-то, из каких-то глубоких глубин в его памяти вдруг проступили и раскрылись многомерные картины, будто кто-то подключал к ней локальные диски.
Яна…
Плетение кардиограмм…
Зеленая вспышка в окне…
Огненный столб…
Человек в больнице…
Кудри…
Лимоны под ночнушкой…
Лёха…
Острые колени в автобусе…
Снежки…
Виноватый бородач…
Папа-манекен…
Юля-старуха…
Работа с Лёхой…
Вход в зеркало…
Тесла…
Черный Лёхин двойник…
У каждой картины был свой провод – или нить, или нерв, – и он ныл, когда картина оживала, и было всё больней и больней, и Саня задыхался от бетонной тяжести, которой налился весь, от горла до печенок. Если добавлять эти картины по одной, как в жизни, – привыкаешь к их грузу; а если вот так, всё сразу…
– Так уж и единственный, – пробормотал он, втирая мокрое обратно в глаз.
– Единственный, – подтвердила Сударыня. – Была Яна – ее нет. Был Алёша – его… еще хуже чем нет. Был человек, которого я разыскала, – один из нас, хоть он этого и не знает… и он навеки заперт в зеркальной темнице. Он есть, но и его как бы нет. Никого нет. Кроме тебя, рыцарь Александр, – она подошла ближе.
– Да? – глупо спросил Саня.
– Да. Только ты. Я – я не могу. Я не умею с этими вашими… – она сунула ему ноут, – и… мне просто нельзя туда. Не говоря о том, что я не выйду обратно – это-то, допустим, пустяк; но – нет, мне нельзя. Я не выдержу искушения, – говорила Сударыня с такой усмешкой, что Сане стало совсем жутко. – У меня слишком большой зуб на многое и многих. Ты молод и ровен к людям, ты справишься, а меня… не-ет, меня нельзя подпускать к клубку чужих нитей.
– Ну ок, – тускло сказал он (бетон не отпускал горло). – Попробую. Только я вообще не помню, что делать…
– Я помогу тебе, – сказала Сударыня с той же усмешкой.
– Да как вы поможете, если вы не шарите в… Прикольная, кстати, штука, – Саня открыл большущий, в двадцать два дюйма, ноут. Такие считались мегакрутыми лет тридцать назад, когда…
– Я взяла его у того человека. Я помню, что без него не прочтешь заклина…
– У Теслы? Стоп, – Саня подался вперед. – Может, тут есть эта прога? Ну, Янина, которую мы восстановили? То есть не Янина, но неважно. Может, он тоже ее… а ну-ка, ну-ка, – бормотал Саня, вглядываясь в список программ. Сударыня пристально следила за ним. – Не-а. Нету, – откинулся он на стуле. – Видно, он на другом компе всё ваял.
– Восстанови ее.
– Я не помню как, – Саня сжал голову руками.
– Вспоминай.
– Тогда мы в сеть лезли… а ну стоп. Подождите. Щас поймаем всеобщий… – Саня снова нырнул в ноут. – Не понял… не ловит, что ли… а почему нет всеобщего вайфая? А, тут же «РодоСтраж» не стоит, который баллы это самое… и вообще никакого вайфая нет в этой вашей фате-моргане… Не выйдет. Без сети точно не вспомню, – заявил Саня.
– Постой-ка, – нахмурилась Сударыня. – Ты, выходит, без этой своей сети ничего не помнишь? У тебя, выходит, своей памяти нет?
– Типа того, – хмыкнул Саня. – Нафиг что-то запоминать, если можно просто загуглить? Окей, давайте флешку, ну, вот эту маленькую штукенцию с… с заклинаниями. Может, потуплю в файлы и что-нибудь вспомню. Хотя вряд ли. Я же тогда девчонкой был, а у девчонок память сами знаете какая…
– Не списывай с себя ответственность! – возмутилась Сударыня, вручая ему флешку. – Память не от пола зависит, что за дичь ты несешь?
– А от чего? – нараспев спросил Саня, уткнувшись в ноут.
– От того, как работают зеркала в твоей душе.
– Зеркала… в душе… – протянул тот. – Та-ак. По-моему, сначала мы… или нет…
Сударыня стояла над ним. Потом присела.
Саня бормотал, вглядываясь прищуренными глазами в экран, а она смотрела от него, не отрывая пристального взгляда, и едва заметно шевелила пальцами. Саня не видел ее: как раз на́чало что-то вспоминаться, и с каждым его «та-ак» глаза Сударыни делались горячей, а лицо резче, будто кто-то накручивал контрастность. Саня уже азартно улыбался, выбивая дробь на тачскрине (какая всё-таки древняя штука) и приговаривая: «А это сюда-а…» – а Сударыня всё смотрела и смотрела на него, впечатываясь в воздух, как в сургуч, пока он находил и складывал деталь за деталью…
– Окей. Запускаем, – наконец выдохнул Саня. – Та-ак… Это сколько я мурыжился? Два часа-а? Ну нифига ж себе, а показалось – минут двадцать максимум… То-то глаза болят. – Он повернулся к Сударыне и сглотнул.
Перед ним сидела едва живая старуха, морщинистая, как сброшенная кожа.
– Это что… это чего вы… – бормотал Саня, отодвигаясь от нее на стуле. – Вам плохо? Скорую? Окно открыть?..