Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филип Цивич следил за карьерным ростом Небойши Хаве с тех самых пор, как друг впервые вступил в политику, понимая: вот он, шанс. Хаве был амбициознее и порядочнее всех конкурентов.
– Я не могу ничего гарантировать, – сказал он сейчас, тщательно подбирая слова. – Тем более, что все знают, что мы тысячу лет знакомы.
– Давай так, – ответил пилот. – Если бы у меня была настолько уникальная и важная информация, что ее можно было бы использовать в качестве валюты на переговорах со шведской и европейской полицией, ты бы включил меня в программу?
– Конечно! Тогда у тебя такие же права, как у любого другого гражданина.
– Хорошо. Человека, который планирует ограбление, зовут Зоран Петрович. Он живет в Стокгольме. Хочешь узнать подробности, которые заинтересуют шведскую полицию?
26
Была половина одиннадцатого утра, и Каролин Турн пила кофе на вилле на Юргордене, когда на экране ее телефона высветилось имя начальницы. Несколько часов назад Каролин обнаружила дверь в гараж в здании на Карлавеген, но это не меняло дела, поскольку гараж располагался так, что они, сами того не зная, держали его под наблюдением ночью.
Вернувшись домой и удостоверившись, что Берггрен все еще громко храпит на гостевом диване, Турн натянула тренировочный костюм и вышла на пробежку, а по пути домой зашла влить в себя пару чашек черного жидкого завтрака.
Голос начальницы Государственной уголовной полиции Терезы Ульссон был взволнован.
– Нам кое-что сообщили, и нам это кажется чрезвычайно интересным. Встретимся у министерства через полчаса.
Турн подтвердила встречу и тут же набрала Берггрену передать слова начальства.
– Увидимся там, – отозвался коллега сонным голосом, – Спасибо, что приютила.
На заднем фоне слышался гул машин, из чего Турн сделала вывод, что Берггрен уже вышел из квартиры.
В том, что Каролин Турн позвали на встречу в Министерство иностранных дел в Арвфюстернс-палаце – одном из старейших зданий на площади Густава Адольфа в сердце Стокгольма – не было ничего необычного. Отчасти Государственная уголовная полиция и создавалась для облегчения сотрудничества с иностранной полицией, так что между организациями была прямая связь.
Припарковав новенький «Вольво» на одном из служебных мест у самого входа, Турн увидела на тротуаре Берггрена и Терезу Ульссон. Ульссон была в форме, а Берггрен пришел в том же, в чем она видела его ночью.
Было двадцатое августа, пару дней назад на восточное побережье вернулась июльская жара. Сквозь нерезкую дымку облаков просвечивало бледно-голубое небо. На набережной, несмотря на ранний час (всего только одиннадцать), гуляли и фотографировались на фоне Северного моста многочисленные семьи с детьми. В августе Стокгольм превращается в настоящий туристический улей – с заблудившимися автомобилистами, огромными рюкзаками в метро и мелкими воришками в каждой большой толпе. Турн вылезла из машины.
– Ты первый, – улыбнулась она Берггрену.
– Я, на самом деле, только что подошел, – начал оправдываться он, будто чувствуя себя виноватым в том, что пришел раньше нее. Берггрен хотел спросить про спальню, но вовремя одернул себя: сейчас не самый подходящий момент. Проснувшись, он зашел в поисках Турн во все комнаты, кроме запертой каморки у кухни, и ни в одной из них не увидел кровати. Где же она спит?
* * *
Они показали документы на проходной, и через пару минут к ним вышел статс-секретарь министра иностранных дел.
– Чем мы обязаны интересу министра? – спросила Турн, когда они поднимались на второй этаж по широкой каменной лестнице.
Ульссон сделала предупреждающий жест рукой: она все объяснит позже. Тереза Ульссон полностью вошла в свою профессиональную роль и предпочтет быть обвиненной в занудстве, чем в неопределенности. Пройти весь путь к вершине – должности начальника Государственной уголовной полиции – через беспощадную полицейскую иерархию и при этом остаться открытым и оптимистичным человеком невозможно.
За статс-секретарем в кабинет министра вошли полицейские, заняв выжидательную позицию на диване. При появлении министра они поднялись.
Министр одарил всех троих крепким рукопожатием и пригласил сесть за стол.
– Насколько я понимаю, мы продолжим сотрудничество с Белградом? – спросил он.
Турн всегда было немного сложно понять, что говорит министр. Возможно, это было связано с тем, что он говорит на диалекте?
– Так точно, – кивнула Ульссон.
– Как вы знаете, у меня сохраняются хорошие отношения с многими из тех, кто занимает руководящие должности на Балканах, – продолжил он. – Я хочу лишь подчеркнуть, что, если вам понадобится помощь, я к вашим услугам.
– Это очень любезно с вашей стороны, господин министр, но ситуация под контролем, – ответила Ульссон. – Как только произошел контакт на министерском уровне, с нашим подразделением в Белграде связались сербские коллеги, и они предоставили предельно подробные сведения, которые, похоже, узнали совершенно случайно.
– А что, можно узнать что-то неслучайно? – пошутил министр.
Берггрен рассмеялся, и министр посмотрел на него с одобрением. У Каролин Турн невольно дернулись губы: ей не особо нравилась вся эта игра слов. Ее накрыло пеленой усталости, и она на пару секунд погрузилась в свой микросон. Когда она открыла глаза, оказалось, что никто из присутствующих ничего не заметил.
Сон – главный враг и ужас Турн. У нее всегда были проблемы со сном, но постепенно ночи превратились в бесконечный кошмар. Когда это произошло? Возможно, на исходе переходного возраста. Все началось с бессонницы, неспособности расслабиться: ночи стали пыткой, а дни проходили, как в тумане, только чтобы закончиться очередной бессонной ночью.
Она перепробовала все: ела то много, то мало по вечерам, тренировалась или отказывалась от спортивной нагрузки после определенного часа. Она покупала матрасы разной жесткости, увлажнители воздуха и диски со звуками дождя и ветра. Начала медитировать и параллельно принимала разные препараты и наркотические вещества, назначенные как обычными врачами, так и психотерапевтами. Становилось только хуже.
Дни снова стали более-менее сносными только спустя несколько лет, когда она сдалась и, наконец подобрав нужную дозировку лекарств, перестала пытаться заснуть, а просто не ложилась спать вечером. Она могла подолгу сидеть в темноте, не сопротивляясь мыслям, стараясь сохранить как можно больше энергии на следующий день, когда снова нужно будет взаимодействовать с людьми вокруг. Ненавистный ранее микросон, который постоянно вселял надежду на долгожданный отдых и каждый раз не сдерживал обещание, стал настоящим спасением.
А еще Каролин Турн знала, что отличается от других, а быть особенной нехорошо, поэтому решила – когда Матс Берггрен
