Весь обратный путь до Фиттьи по стеклу барабанил усилившийся дождь.

24

К половине четвертого утра руководителю следственной группы отдела расследований Государственной уголовной полиции Каролин Турн уже стало ясно, что из подъезда, у которого они просидели с полуночи, никто не выйдет. На самом деле, она потеряла надежду уже час назад, но все же решила подождать. Она припарковала машину на улице Карлавеген, почти у самой площади Карлаплан.

Здание на противоположной стороне улицы служило тайным борделем для иностранных послов, работающих в Стокгольме, но этой ночью у них, похоже, не хватило тестостерона.

Турн искоса взглянула на коллегу – комиссара Матса Берггрена, храпящего на пассажирском сиденье с таким свистом, к которому, вместе со звуком смачно подрагивающих щек, не так просто привыкнуть. До сих пор Турн удавалось найти общий язык со всеми коллегами, и с Берггреном, пришедшим к ней в отдел только три недели назад, это тоже получится. Весь секрет – в уважении и дистанции. Турн ни с кем не водила дружбу, но и не ссорилась. Главное – профессионализм. Ее задача – не заводить приятелей, а охранять демократическое общество и обеспечивать его благополучие.

– Матс! – шепотом обратилась она к коллеге, и он, вздрогнув, проснулся. – Хватит на сегодня.

Ей еще не встречались полицейские полнее Берггрена: он весил все сто пятьдесят килограммов, старался сидеть на разных диетах, но результата было мало. Сама Турн, несмотря на рост метр восемьдесят один, весила всего шестьдесят один килограмм. Она еще подростком добровольно отказалась от сладостей и белого хлеба, активно искала и менее известные секреты сохранения хорошей фигуры.

Турн не была миссионером: каждый живет так, как хочет, и если у ее нового коллеги проблемы с весом, это не ее дело.

– Может, просто не та ночь? – спросил Берггрен своим хриплым голосом, который после сна не стал лучше.

– Наверное, – согласилась Турн, – а может быть, день недели? Или время? Или они успели перенести бордель в другое место.

Пробормотав что-то неразборчивое, Берггрен заворчал:

– Черт, как же я устал! Только подумаю, что еще домой ехать…

Он любил поныть, Турн поняла это уже в первый день.

– Я живу здесь недалеко. Хочешь подремать пару часов на моем диване?

В мире Каролин Турн не предложить свою помощь было неприемлемо. Это было заложено в нее с раннего детства и с годами стало рефлексом – все равно, что дыхание. К тому же, задавая такой вопрос, она ничем не рисковала – все всегда вежливо отказывались.

– Да, с удовольствием! – обрадовался Берггрен, выросший в более простой семье.

* * *

Они оставили машину в гараже на улице Вепнаргатан, примыкающей к бульвару Страндвеген, и поднялись на лифте на верхний этаж, где была квартира Каролин Турн. Войдя в прихожую и осмотревшись, Матс Берггрен чуть не присвистнул от удивления.

В голову приходили только клише из объявлений о продаже недвижимости – парадные апартаменты в самом эксклюзивном районе столицы. Из окон проникал теплый утренний свет, а паркетный пол с узором из рыбок в анфиладе комнат, выходящих на Страндвэген, казалось, не имел конца. Впрочем, присмотревшись получше, Берггрен заметил, что квартира нуждается в ремонте: потолок был испещрен трещинами – хорошо бы только в штукатурке, в прихожей кто-то начал и не закончил сдирать пожелтевшие обои, а паркет в некоторых местах совсем почернел. Но больше всего Берггрена впечатлило то, что квартира была совершенно пустой.

– Да уж, хорошо тебе, наверное, здесь живется, – пробормотал он, не зная, что сказать.

Берггрен проработал в Государственной уголовной полиции всего неделю, когда ему предложили стать коллегой Турн. Ему было одновременно любопытно и страшно принимать предложение: о Турн говорили, что она предпочитает работать в одиночку. Все уважали ее за то, что ей под силу почти любое дело, и она всегда готова прийти на помощь, и все же никто не мог назвать ее своей подругой.

Перед их первой встречей Матс Берггрен, не удовлетворившись тем, что есть в полицейской базе данных, сам навел справки о новой коллеге.

Каролин Турн родилась шестнадцатого февраля 1977 года – значит, ей тридцать два года. Берггрену не удалось выяснить, где она выросла и в какой школе училась, но она, должно быть, поступила в полицейскую академию сразу после окончания школы, поскольку получила работу в полиции Стокгольма уже осенью 1998-го. Через год в патрульно-постовой службе ее взяли в группу, связанную с международным обменом, о которой тогда много говорили. Берггрен это хорошо запомнил, сам подавал заявку на эту программу, но не прошел.

Год за границей обернулся для Каролин Турн несколькими. Вернувшись в 2005 году, она устроилась в Государственную уголовную полицию. Берггрену не удалось найти, чем именно она там занималась, но коллеги по отделу помогли прояснить картину: Каролин Турн работала сутки напролет и не терпела поражений. И все же, несмотря на ее сложный характер, всем хотелось бы поработать с Каролин Турн, так что Берггрен получил много поздравлений.

Увидев Турн впервые, Берггрен был поражен. После всего, что ему рассказали, он не ожидал увидеть высокую стройную женщину, которая, несмотря на тонкий, похожий на клюв, нос и высокие скулы на строгом лице, показалась ему очень приятной и располагающей к себе. Он бы даже сказал, мягкой.

* * *

Теперь же Берггрен вошел в ближайшую к прихожей комнату.

– Ты что, недавно переехала?

Анфилада из пяти комнат, выходящих на Страндвеген – улицу богатых и всемогущих, смотрела на залив Нюбрувикен и остров Бласиехольмен на противоположной стороне. В квартире не было ни мебели, ни ковров, ни картин, ни занавесок, только скрипучий паркет.

– И да, и нет, – неопределенно ответила Турн. – Мои родители купили эту квартиру сразу после войны. Я просто… еще не успела заняться ремонтом.

– Не успела? – переспросил Берггрен, подходя к окну. – А о какой войне идет речь?

– Ты можешь лечь на диване, – она сменила тему разговора, заставив комиссара оторваться от любования умиротворяющим заливом.

Они прошли еще через пару пустых комнат к маленькой комнате, дверь в которую запиралась. Там стоял широкий продавленный диван.

– Ты живешь одна? – спросил Берггрен.

Мужчины уже давно утратили всякое значение в жизни Каролин Турн, и ее это нисколько не огорчало. Ее опыт отношений мало отличался от опыта многих других. Она предпочитала одиночество. Но говорить об этом ей не нравилось: людям всегда удавалось найти политическое или философское объяснение этому решению. Так что вместо ответа она сказала:

– Вздремни пару часов, тебе это нужно.

– Выглядит отлично! – Берггрен кивнул в сторону дивана.

Турн улыбнулась:

– Можешь сделать на кухне кофе, когда проснешься.