Как Зиновьев в марте 1917 г. подбросил решение Ленина о проезде через Германию его меньшевистскому сопернику Мартову, а Ленин реализовал его в виде «плана Мартова», так Троцкий теперь подхватил предложение по созданию «комитета революционной обороны» столицы от немецкого вторжения, внесенное меньшевиком М. И. Бройдо на заседании Исполкома Петросовета 9 октября. В тот же вечер на пленуме Совета большевики неожиданно поддержали предложение Бройдо, но с характерным дополнением, что Совету нужно создать такую организацию для защиты столицы не только от немцев, но и от «внутреннего» врага. Тесно связывая воедино мнимую угрозу извне и изнутри, большевистская печать, опираясь на ленинское заявление 10 октября, что русская буржуазия и «Керенский с К°» намерены сдать Питер немцам, чтобы нанести удар в спину революции, распространяла измышления, будто «контрреволюция готова раскрыть „фронт врагу“ и заключить мир с Вильгельмом „за счет России“»[3181]. Растяжимое понятие «внутреннего врага» играло на истерическом страхе многих социалистов перед «новой корниловщиной», но в действительности метило во Временное правительство и его учреждения. Вопреки голосам большинства меньшевиков, которые хотели оставить оборону столицы за правительством и его военным штабом, большевики на пленуме, пользуясь катастрофистской риторикой по поводу «смертельной опасности для народа и революции», продавили свое предложение; оно предусматривало, что образуемый «революционный комитет обороны» объединит все силы, участвующие в обороне Петрограда и подступов к нему, и примет меры по вооружению рабочих, чтобы обеспечить и революционную оборону Петрограда, и безопасность народа от «атаки военных и штатских [!] корниловцев»[3182]. Вся эта мешанина «опасностей» была выдумкой: немцы только симулировали угрозу российской столице, настоящих корниловцев давно ликвидировали, а под «штатскими» корниловцами понимался не кто иной, как сами сторонники и члены Временного правительства. Несмотря на искажение истинного положения, большевистская резолюция завоевала большинство голосов на пленуме, а вместе с ним — как позже отмечал Троцкий — три четверти, если не девять десятых будущей победы над Временным правительством. По результатам голосования пленума Исполком Петросовета постановил создать новую организацию под названием «Военно-революционный комитет» (ВРК) для обороны столицы от внешней и внутренней угрозы.

Хитрой уловкой Троцкий пытался склонить на свою сторону эсеров. На заседании пленума Петросовета 16 октября он предоставил выступить с проектом организации ВРК 18-летнему левому эсеру П. Е. Лазимиру, о котором позже писал: «…мы ухватились за него… Отдавал ли он себе отчет, что дело идет о заговоре… не знаю»[3183]. Однако эсеры воздержались от голосования, а меньшевистский «прародитель» плана Бройдо предупредил, что в действительности большевики намерены использовать эту организацию в качестве революционного штаба для захвата власти. Благодаря искусной риторике Троцкого («Нам говорят здесь, что мы готовим штаб для захвата власти. Мы из этого не делаем тайны», но речь идет только о «демонстрации сил пролетариата»), изображавшего сдачу столицы немцам правительством Керенского как дело решенное, пленум принял и «резолюцию Лазимира». Возмущение общественности было столь велико, что даже М. Горький, отбросив сдержанность, диктуемую старой дружбой, опубликовал в «Новой жизни» 18 октября статью под заголовком «Нельзя молчать», предостерегая от повторения июльской «кровавой бессмысленной бойни».

Невзирая на все протесты и предостережения, большевики заполучили в виде нового комитета военный орган, созданный Советом и притязавший на военные полномочия во всей столице и ее окрестностях. Оставалось только заполнить его большевистскими боевиками, чтобы он — всеми признанный как советский — взял на себя функции большевистской Военной организации. Руководители «Военки», незаметно перекочевавшие в ВРК, не афишировали свои действия. Так, Антонов-Овсеенко в докладе Совету о первых днях работы Военно-революционного комитета 23 октября уверял, что его состав «чисто деловой, не партийный», а задача — «действительная защита» столицы, которую якобы никак нельзя оставлять в руках штаба Петроградского военного округа, «тайными и явными путями связанного с контрреволюцией»[3184].

Официально в Военно-революционный комитет должны были входить по два представителя большевистской и эсеровской партий, два представителя их военных организаций, двое военных из солдатского отдела Петросовета и двое от гарнизонной конференции[3185]. В действительности «все время его существования»[3186] его составляли преимущественно ведущие большевики (в основном из Военной организации и ЦК); под председательством (неофициальным) Троцкого там заседали «энергичнейшие работники партии»[3187]: помимо допущенного из тактических соображений молодого левого эсера Лазимира, это «В. А. Овсеенко [Антон Гук], Г. И. Бокий, А. С. Бубнов, С. И. Гусев [Драбкин], Ф. Э. Дзержинский, К. С. Еремеев, А. А. Иоффе, Н. В. Крыленко [А. Брам], К. А. Мехоношин, В. М. Молотов [Скрябин], В. И. Невский, Н. И. Подвойский, К. А. Петерсон [?], С. С. Пестковский [?], Ф. Ф. Раскольников, А. Д. Садовский [?], Я. М. Свердлов, И. В. Сталин, Л. Д. Троцкий, И. С. Уншлихт, М. С. Урицкий, Г. И. Чудновский и др.»[3188] Большая часть перечисленных имен встречается в известных большевистских платежных ведомостях[3189], только у троих (они отмечены здесь вопросительными знаками) партийная принадлежность на тот момент неясна. Антонов-Овсеенко занимал должность секретаря, Лазимира поначалу официально сделали председателем, но приставили к нему в качестве «представителя», а фактически надзирателя, Подвойского, который еще до начала повстанческих операций и официально сменил своего подопечного на председательском посту. Такой большой повстанческий штаб, пусть почти однородный по составу, был все же малофункционален. Видимо, руководящие большевики уже поэтому на практике легко обошли исчезающе малое меньшинство левых эсеров и профсоюзных работников.