Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В письме большевистским участникам т. н. съезда Советов Северной области (8 октября 1917 г.) Ленин легитимировал использование Советов большевиками как платформы для завоевания государственной власти. В то же время ближайшим соратникам он ясно дал понять, что не намерен ставить взятие власти в зависимость от превратностей съезда Советов. Троцкому, который считал, что большевики должны стремиться, по крайней мере, к видимости легитимации своего государственного переворота и II Всероссийский съезд Советов предоставляет для этого все возможности, Ленин заявил, что «вопрос о втором съезде Советов… его совершенно не интересует»: «…какое это имеет значение?.. Нужно вырвать власть, не надо связываться со съездом Советов, смешно и нелепо предупреждать врага о дне восстания. В лучшем случае 25 октября может стать маскировкой, но восстание необходимо устроить заранее и независимо от съезда Советов. Партия должна захватить власть, вооруженной рукой, а затем уже будем разговаривать о съезде Советов»[3173].
Ленин, чье пренебрежение к народному мнению[3174] подкреплялось его пониманием Клаузевица, не только испытывал обоснованные сомнения в том, что Троцкому удастся сколотить большевистское большинство среди представителей Советов страны; в своем авторитарном ригоризме он не видел причин добиваться внешней легитимации в одном данном пункте и, вопреки всем доводам Троцкого, оставался твердо убежден, что власть надо брать до созыва любого представительного органа с правом решающего голоса, ибо в парламентском процессе у большевиков нет ни малейших шансов (тут он проявлял больше реализма, чем Зиновьев и Каменев).
Вопрос опережения решения Советов имел огромное значение, так как параллельно с приготовлениями к выборам делегатов на II Всероссийский съезд Советов, который сначала намечался на 20 октября (1 ноября), а потом (по желанию меньшевиков) на 25 октября (7 ноября), по стране шла подготовка к выборам в Учредительное собрание, назначенным распоряжением Временного правительства от 9 августа на 12 ноября; 28 ноября избранное Учредительное собрание должно было провести первое заседание. В сознании населения и те и другие выборы тесно связывались друг с другом, и от них следовало ожидать похожих партийно-политических результатов. Если на съезде Советов Троцкий еще обещал путем соответствующих манипуляций создать большевистское большинство, то в случае строго регламентированных и контролируемых выборов в Учредительное собрание подобное исключалось. Эти выборы ввиду их исключительного значения для будущего государственного строительства доминировали в сознании населения, которое надеялось, что долгожданная Конституанта справится с растущей нищетой и политическим разложением. Подавляющее большинство Советов на местах, как показывали опросы, считали созыв Всероссийского съезда Советов до выборов в Учредительное собрание «преждевременным», а солдатская секция Петросовета с учетом настроения в войсках даже выразила опасение, что такой съезд может «сорвать» Учредительное собрание.
Перед ленинскими предвыборными стратегами стояла задача обеспечить участие во всероссийском съезде тех местных Советов, для которых злободневные вопросы текущей политики подменяли собой более широкую ответственность за строительство будущей России. Для этого они сконструировали «съезд большевистских Советов, который выдавал себя за общенациональный»[3175]. Его формирование происходило в три этапа. Сначала большевистские представители в бюро ВЦИК добились постановления о созыве II Всероссийского съезда Советов на 20 октября. Затем, по примеру отдельного областного съезда Советов Финляндии, намеренно оповещая только те Советы северной и центральной России, где имели большинство, создали небольшую, но надежную большевистскую базу, на которой ЦК РСДРП(б) — вопреки протесту ВЦИК и пренебрегая уставом Советов — организовал 11 октября в Петрограде из большевистских Советов (в том числе Московской губернии!) «съезд Советов Северной области», призванный задать направление второму якобы всероссийскому съезду. Большевикам, участвовавшим в этом «съезде Северной области», Ленин адресовал свое письмо от 8 октября (см. выше) с призывом ко взятию власти этими Советами. Не имея никаких официальных полномочий, неофициальное и в юридическом смысле частное собрание выбрало «комитет Северной области» из 11 большевиков и 6 левых эсеров, которому поручалось созвать II Всероссийский съезд Советов. Комитет по телеграфу предложил Советам и военным комитетам страны присылать делегатов, но потребовал сначала «перевыбрать» те из них, которые не желали созыва второго съезда Советов до Учредительного собрания. Тем самым большинство Советов, не согласившихся на перевыборы, практически отстранялось от участия. Исполком ВЦИК через свой орган «Известия» выступил с протестом и против этого самоуправства. Но примирительная позиция меньшевиков на бюро Исполкома (17 октября)[3176] его обесценила: под их влиянием бюро изъявило согласие на созыв всероссийского съезда с двумя условиями — ограничить его повестку внутренним положением в стране (в приглашениях первым пунктом повестки значился мир с Германией) и перенести его на 25 октября. Опустить внешнеполитический вопрос о мире вряд ли удалось бы, так как о планах заключения мира уже объявили на всю страну[3177], а перенос на 25 октября Троцкого, в отличие от нетерпеливого Ленина, вполне устраивал[3178], давая ему время завершить военные приготовления и убедить сомневающихся.
Благодаря согласию бюро вследствие уступчивости меньшевиков пало последнее препятствие[3179], и большевики получили в виде II «Всероссийского» съезда Советов «искусно подобранный орган» (Р. Пайпс): он охватывал всего чуть больше половины делегатов I Всероссийского съезда Советов[3180], зато гарантировал большевикам простое большинство, усиленное вдобавок стоявшими на их стороне левыми эсерами. Эти результаты ни в коей мере не были репрезентативными для общей картины поведения избирателей (на выборах в Учредительное собрание большевики набрали гораздо меньший процент голосов), но Ленину они давали уверенность, что он сможет использовать съезд для аккламационного признания свершившегося факта государственного переворота.