– Мне.

Мишка, не выдержав, отвёл взгляд. Это ведь высокопоставленный управский чиновник. Почти как Александр Михайлович. Если такие люди идут против закона, то как вообще можно чувствовать себя в безопасности?

– Какие цели вы преследовали?

Конвойный у дверей беспокойно пошевелился. Наверняка знает не больше, чем Мишка. Младшего офицера, спозаранку явившегося в Управу, поймали едва ли не в дверях и отправили присутствовать на допросе. Его не удивили наводнившие вестибюль безопасники – сегодня всё-таки судьбоносное заседание Магсовета, – но насторожили собравшиеся подозрительно тихой группой сотрудники редакции «Московского зеркала». Теперь-то он понимал, что не по своей воле они там кучковались.

– Очевидно, какие. Прогресс и свобода.

Потапов нагло усмехнулся в лицо Александру Михайловичу. Эхо, плодящееся в холодных стенах от каждого шороха, давило на уши, мешало сосредоточиться. Так нельзя. Он же не просто так тут сидит…

– Расшифруйте.

Усмешка на губах задержанного стала ещё шире.

– Жаль, что протокол вынуждает вас прикидываться идиотом. Я бы подискутировал с вами в другой обстановке.

Настала очередь Верховского презрительно кривить губы. Вот бы и Мишке такую выдержку… Шеф словно рождён для своей работы. И Ярослав, наверное, тоже; он на месте Старова не боялся бы оторвать взгляд от клавиатуры раскрытого ноутбука. Но тут уж кто первый пришёл на работу.

– Мне платят достаточно, чтобы не соблазниться вашими предложениями.

Так серьёзно, что даже насмешливо. Потапов при этих словах слегка побледнел, будто понял какой-то намёк, оставшийся для Мишки скрытым. Отважившись, Старов осторожно покосился на своего шефа. Строгое, осунувшееся лицо Верховского оставалось непроницаемым.

– Если всё знаете, зачем спрашиваете? Вы видите, во что мы превратились за двадцать последних лет? Вы считали, сколько Магсовет издал постановлений о прекращении исследований? Сколько разработок уничтожено по тайным сговорам? Сколько, чёрт возьми, народу убила новая присяга?

Спохватившись, что ему положено вести записи, Мишка наскоро напечатал последние фразы Потапова. Протоколист из него аховый… Но неужели правда из-за гражданской присяги погибали люди? Тогда как её вовсе могли утвердить?

– Сколько?

Вопрос застал Потапова врасплох, но газетчик быстро собрался с мыслями. Ему, журналисту, не привыкать складывать слова стремительно и ловко.

– Вам виднее. Вы же начальник контроля.

– Мне интересна ваша точка зрения, – Александр Михайлович холодно улыбнулся. Шеф напоминал сейчас высшую нежить: безжалостный, уверенный в собственном могуществе, слово в ответ сказать страшно. – Как вы оцениваете обозначенные потери?

– Чудовищно, – выплюнул Потапов. – Утрачены бесценные знания. Пущены на металлолом уникальные приборы, понимаете? Ни один учёный не пошёл бы на такое, будь он по-настоящему свободен!

– Что же их заставило?

– Ваше подразделение.

– А что заставило нас?

Мишка, вздрогнув, оглянулся на начальника. Так это что же – правда? Александр Михайлович знал?.. Да нет, не может такого быть. Он всего лишь вытягивает из преступника сведения, капля за каплей, вопрос за вопросом…

– Страх, – бросил Потапов. – Перед всем, что вы не можете удержать в узде. Что угрожает вашему драгоценному порядку.

– Допустим, – Александр Михайлович небрежно кивнул. – А что по людям?

– По каким людям?

– Вы сетовали, что многие погибли от новой присяги.

Потапов возмущённо фыркнул.

– Вы что, пропустили этот скандал? Бедному пареньку едва минуло двадцать… или тридцать… Не так важно. Тогда, после его гибели, должно было случиться то, что будет сегодня. Не знаю, каким чудом всё удержалось. Протянуло десять с лишним лет.

– Так, может быть, и ещё десять протянет?

– Нет. Это всё равно что бить током труп.

– Какое тематическое сравнение, – Александр Михайлович недобро усмехнулся. – К изучению некромантии вас подтолкнул господин Дубинский?

Потапов скривился, словно почуяв нестерпимое зловоние.

– Невольно. Я брал у него интервью по случаю юбилея научной деятельности.

– В печать пошло не всё?

– Разумеется. Но я понял, что за этим – будущее.

– Новая эра в технологиях влияния, – подсказал Верховский. – Так вы держите своих сотрудников в повиновении?

– Вы прекрасно знаете, что нет, – зло процедил газетчик. – Состав несовершенен. И теперь непонятно, доведут ли его до ума. Ваш варварский налёт испортил все планы исследований.

– Какая досада. И всё-таки, почему вас не выдали?

– Я хотел бы знать, почему меня выдали, – Потапов мрачно брякнул наручниками о столешницу, будто заглушая рвущееся с языка крепкое словцо. – Я очень тщательно подбирал команду. Они все верят в наше дело… Вы вряд ли можете сказать то же самое про своих.

Он мазнул насмешливым взглядом по Мишкиному лицу. Вот ведь… Если бы не протокол, Старов сказал бы ему пару ласковых.

– Не могу, – спокойно признал Верховский. Мишка обиженно встрепенулся, но почти сразу сообразил, к чему клонит начальник. – Валерий Громов помогал вам из искреннего сочувствия или у него были более низменные мотивы?

Лицо Потапова приняло странноватое выражение – между брезгливостью и задумчивостью.

– Не из сочувствия точно.