Я повесил голову:

— Он не предложил какие-нибудь компромиссные варианты?

— Убийство первой степени, от восемнадцати до двадцати пяти.

— Двадцати пяти лет? — услышал я свой крик. — Я не могу сидеть двадцать пять лет!

— Возможно, только восемнадцать, а при хорошем поведении… хотя я ничего не могу гарантировать. Мы, конечно, можем апеллировать к суду. Но Роджерс сказал мне, что, если мы будем настаивать на присяжных, он будет требовать пожизненное без права смягчения. Конечно, мы можем организовать защиту, но против вас столько улик. А когда речь зайдет о мотиве, то тут у них все козырные карты. Муж убивает парня, который пользует его жену. Самый старый сценарий в истории, причем без смягчающих обстоятельств, что еще сильнее отягощает вашу ситуацию…

Я еще ниже опустил голову.

— У меня еще неприятные новости, — сказал Фишер. — Я сегодня днем разговаривал с вашей женой по телефону. Она была в некотором смятении, но она совершенно определенно заявила, что будет свидетельствовать против вас, если дело попадет в суд…

Он понизил голос и отвел взгляд.

— Еще она сказала, что, если вам удастся выйти под залог, она добьется судебного решения, запрещающего вам видеться с мальчиками.

Я почувствовал, как дрожь пробежала по всему телу.

— Она сможет это сделать? — выдохнул я.

— Вы же знаете, что сможет. Человек убит. Вы — главный подозреваемый. Ни один судья не допустит, чтобы человек, которого подозревают в убийстве, имел контакт с детьми. Мне очень жаль.

Мне хотелось умереть. Хотелось попросить у одного из копов его служебный пистолет с одной пулей и немного виски, чтобы успокоить нервы. Отвернитесь на минуту, скажу я ему, и позвольте мне сэкономить деньги налогоплательщиков.

— Предъявление обвинения произойдет не раньше завтрашнего дня, — продолжил Фишер. — Я долго и тщательно думал насчет имеющихся вариантов. Если вы всерьез подумываете о защите, то, разумеется, мы возьмем ваше дело, но вы должны понимать, что доказать вашу невиновность будет крайне трудно. И к тому же стоить это будет очень дорого. Но мне не нужно говорить вам о высокой стоимости юридических услуг.

На ночь они оставили меня в камере предварительного заключения — девять футов на два, койка, унитаз из нержавейки. Больше ничего. Мое будущее. В соседней камере сидел какой-то сумасшедший придурок, который вопил, как свихнувшийся койот. Напротив меня сидел тощий урод с таким сильным поносом, что бегал к унитазу каждые две минуты и стонал от болей в желудке. Рядом с этим страдающим от газов бедолагой находилась камера, откуда доносились стоны другого характера — это байкер, весь в татуировках, шумно мастурбировал, издавая звуки, вызывающие мысль о завороте кишок. Я пытался зарыться головой в подушку, но ничто не могло заглушить этот шум. Восемнадцать лет в крохотной норе в компании с такими уродами? Ни за что. Ни за что, твою мать. Я сел и понял, что я должен делать. Я разорвал простыню на две половины. Взял кусок поменьше и запихал его в унитаз (где-то прочитал, что мокрая простыня не рвется). Затем снова взобрался на койку и привязал один конец простыни к решетке. Из другой половины я соорудил петлю. Затем, стоя на койке, я надел петлю на шею, затянул, убедился, что узел находится сзади в верхней части позвоночника, глубоко вздохнул и…

Почему у него пальцы шевелятся?

Я вынырнул из небытия и с ужасом наблюдал, как медленно разжимаются кулаки Гари. Наверняка непроизвольный спазм. Но все равно страшно. Особенно если учесть, что прошло не менее пятнадцати минут с того времени, как…

Пальцы перестали шевелиться. Я осторожно взглянул на него. Он лежал на полу лицом вниз, из шеи торчала бутылка — словно абстрактная скульптура. Кровь все еще текла из раны, смешиваясь с проявителем, и образовала лужу под его вытянутыми руками. Никаких признаков жизни.

Пятнадцать минут. Неужели я сидел здесь так долго?

Пятнадцать минут. Четверть часа назад я был идеальным американцем: трудолюбивым, честным налогоплательщиком, воспитывающим детей, выплачивающим по закладной, при двух машинах и золотой кредитной карточке, которой регулярно пользовался. Представитель высокооплачиваемого слоя. А теперь…

Теперь… пустота.

И на это даже пятнадцати минут не понадобилось. Всего пять секунд с того момента, как я схватился за бутылку.

Может ли все, что ты строил — все твои семейные и профессиональные устремления, — исчезнуть за какие-то пять секунд? Неужели так легко уничтожить нечто такое прочное и сбалансированное? Только что идеальный гражданин, через секунду.

Убийца? Я?

Кровь на моих губах уже засохла. Бежевый шотландский свитер стал мокрым, алым. Как и мои брюки хаки и кроссовки. И хотя я был в глубоком шоке, хотя все еще был не в состоянии осознать, что же такое случилось, и смотрел на Гари, на его застывающее тело, не веря собственным глазам, на место шоку и ужасу начала приходить ясность. И в эти моменты ясности я мысленно проигрывал сценарий, который сложился в моей голове. Сценарий, который начнет развиваться, если я пойду в полицию. Или, хуже того, полиция наткнется на очень мертвого Гари.

Как я буду каяться! Вставай. Звони 911. Расскажи все копам. Очистись от позора. Смирись с катастрофой.

Но. Но. После того как я во всем признаюсь, где я окажусь? В тюрьме Коннектикута, возможно отбиваясь от приставаний какого-нибудь бегемотистого психа. Даже если мне удастся как-то увернуться, я все равно буду покрыт позором, презираем (не говоря уже о том, что изгнан из адвокатуры). И мне придется отсидеть. И немало.

После освобождения, когда я уже буду пожилым человеком, мне не разрешат общаться с моими сыновьями (Бет, разумеется, давным-давно со мной развелась), я буду жить в арендованной комнатке над старым гаражом в Стамфорде и остаток дней заниматься раскладкой книг в какой-нибудь общественной библиотеке. Адам и Джош откажутся разговаривать со своим отцом, бывшим заключенным.

К чертовой матери все исповеди. Думай. Думай, как выкрутиться из этой ситуации. Ты ведь, в конце концов, юрист.

Мне слегка повезло — я нашел ванную комнату. Дверь в нее была спрятана между стиральной машиной и морозильником. Допотопный унитаз и душевая кабинка, которая выглядела так, будто ее в последний раз мыли в 1989 году. Все помещение было завалено наполовину пустыми банками с краской, бутылками со скипидаром, засохшими малярными кистями и роликами и прочей ерундой, обычно остающейся после ремонта. Меня грязь не беспокоила. Я почувствовал большое облегчение, обнаружив, что в подвале имеется работающий душ. Это означало, что мне не придется идти наверх в окровавленной одежде и оставлять кругом кровавые, богатые ДНК следы по всему дому. Я могу оставить всю грязь здесь, внизу.

Я снял с себя все, скатал одежду в тугой сверток и сунул в большой черный пластиковый мешок, который обнаружил среди стиральных и чистящих порошков. Затем вошел в душ. Вода была горячей. Я намылился, воспользовавшись грязным Куском «Айвери», а также нашел бутылку шампуня «Прелл», чтобы смыть спекшуюся кровь со своих волос. Я оставался в душе примерно минут десять. Было что смывать.