– Пойдемте. – На его плечо легла рука графини. – Мне надо поговорить с вами наедине.

Марк покосился на Ангеррана. Как он объяснит другу свое исчезновение? Впрочем, тот может этого и не заметить.

Он вышел за леди Сесилией в коридор.

– Куда мы идем?

– Я живу в одной комнате еще с тремя фрейлинами, сейчас все они в зале.

Марк не стал возражать. Они миновали внутренний двор и прошли в Круглую башню, поднялись по массивной лестнице в ту часть, где располагались комнаты.

Сесилия закрыла за ними дверь. В просторном помещении пахло пудрой и розовой водой.

Графиня вскинула голову и посмотрела прямо ему в глаза:

– Я должна перед вами извиниться. Точнее, перед всеми французами в вашем лице. Но я и вас оскорбила.

Марк едва не открыл рот от удивления.

– За что?

– Вы оказались правы, мой отец погиб не от руки француза. Ни от вашей, ни от чьей-то другой.

Она говорила твердо и уверенно, но он чувствовал внутреннее волнение.

– Значит, от болезни? – Подобное случалось нередко, он сам видел.

Сесилия покачала головой:

– Он погиб в грозу, это стихия. Бог покарал его за грехи, о которых я не знаю.

Ресницы ее дрогнули, глаза стали влажными. Боль ее связана не только с потерей отца, но и осознанием того, что война – совсем не такая, как она себе представляла. Жизнь любого солдата может прерваться из-за жестокости людей и даже по высшей воле. Справедливость, в которую верят люди, все, что считают в этом мире правильным, – лишь иллюзия, нам неизвестны причины, по которым за праведную жизнь наградой может быть совсем не легкая смерть. Марку это было известно, как и любому мужчине, хоть раз побывавшему на войне. Во Франции об этом знали даже женщины, поскольку на его родине сражения велись повсюду. Горели замки, буйствовали мародеры и бандиты, посягавшие на богатство мужчин и честь их жен.

В Англии для многих очевидное оставалось тайной. Война была где-то далеко, мирное население не становилось невольным свидетелем ее последствий. Несмотря на то что Лосфорд находился в стратегически важном месте, угроза нападения существовала лишь теоретически.

Сесилия жила в замке за толстыми стенами, окруженная роскошью, красивыми нарядами, украшениями, лакомствами, ее защищала от внешнего мира любовь родителей. Их смерть стала первым и самым сильным потрясением в жизни.

Марк испытывал странное чувство – зависть и сочувствие одновременно. Он сожалел, что леди Сесилии пришлось узнать правду, и не мог не завидовать тому, что она так много лет провела в неведении.

Впрочем, кто может судить, кому из них повезло больше. Женщине, которая в своем возрасте ничего не знает о жизни, или солдату, у которого не осталось никаких иллюзий? В порыве нежности он обнял Сесилию и прижал к себе.

– Война штука жестокая, – произнес он, понимая, что эти слова не могут успокоить.

Она покачала головой:

– С моей стороны было так глупо вас обвинять. В конце концов, это англичане пришли на ваши земли.

Марк привык к ее спонтанным поступкам и ожидал чего угодно, но только не искреннего признания.

Сесилия не права, французы первыми пытались вторгнуться на остров и могут попробовать снова. Марк не понимал, почему мужчинам постоянно нужно сражаться. Может, это желание возникает из-за накопившейся агрессии и необходимости на ком-то сорвать зло? С ним самим такое бывало не раз, после боя он чувствовал себя намного лучше.

– Вам стало легче, когда узнали, как умер отец?

Порой это действительно приносит утешение, в душе возникает ощущение завершенности.

Сесилия посмотрела на него так пронзительно, что он с трудом выдержал ее взгляд.

– Нет, – ответила она.

Марк вспомнил Черный понедельник. Нарисованные воображением картины страданий людей и животных никому не принесут облегчения.

– Понимаю, вам сейчас тяжело. Вы никогда не задумывались о том, какая она, война?

Графиня печально усмехнулась, будто смеялась над собой:

– Разумеется, нет. А если бы и рискнула, то представила бы ее как большой турнир. Папа скачет впереди войска, над его головой развеваются знамена…

Чтобы каждый француз узнал, что красный щит с тремя бриллиантами принадлежит графу Лосфорду. Теперь ей ясно, что поле битвы выглядит совсем не так.

– И вот я узнаю, что его смерть была ужасна. Как мне это вынести?

Печаль и боль ее были неподдельны, но Марк внезапно разозлился. Она думает лишь о себе, в ее душе нет ни капли жалости к погибшим. Даже после того, что узнала, она способна сопереживать лишь себе и требовать при этом сочувствия.

Марк заходил по комнате.

– Вы ведете себя так, будто весь мир должен остановиться и ждать, когда вы соизволите прийти в себя. Вы не единственная в этом мире, кто потерял близких. Смерть пришла почти в каждую семью. И приходит каждый день.

Он вспомнил те дни, когда он сам встречался с ней. И не только на поле битвы. Он видел, как люди умирали от чумы, старики и младенцы.

– Все кого-то теряют.

– И вы?

Неожиданный вопрос заставил его отвести взгляд. Он хотел ответить, но не смог.

Сесилия изменилась в лице, она смотрела на него так, будто впервые увидела в нем живого человека со всеми слабостями и простыми, понятным каждому чувствами, столь близкими ей самой. Марк пожалел, что позволил увидеть себя таким.

– Вы потеряли мать и отца. Кого-то еще? – почти шепотом спросила она.

Он считал непозволительным эгоизмом беспокоиться только о собственном горе, но сейчас не желал делиться с ней своим.

– Мама, отец, новорожденный брат. Бессчетное число друзей и товарищей. – Он перевел дыхание и произнес совсем тихо: – Любимая женщина.

Она отпрянула, шокированная признанием, и тихо вскрикнула.

– И вы тоскуете по ней? – спросила Сесилия. Потеря любимой, вероятно, потрясла ее больше всего.

– Разумеется, тоскую. – Приходя в церковь, он думал о тех, кого нет рядом в этом мире, и представлял, что они смотрят на него с небес. Настанет час, и они будут все вместе. Марк надеялся, что будет достоин оказаться на небесах после смерти. По крайней мере, это было первой его мечтой. – Но жизнь не останавливается.

Он осмелился коснуться ее руки. Сесилия вздрогнула и подняла голову.

– Какой она была? – запинаясь, спросила она. – Та женщина?

Марк плохо ее помнил, прошли годы. Он был юношей, еще не рыцарем, но собирался идти на войну сквайром. Он был нетерпелив, уверен в себе, готов сразиться с целым миром, он жаждал славы и почестей за храбрость.