Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я спрошу только один раз, курица, – тихо рычит Герасимов, – где сейчас прячется эта овца, которой ты промыла мозги.
– Я не понимаю…
– Не врать, – Герасимов встряхивает меня так грубо – я чуть не сшибаю Каро бедром на асфальт, – вы неделю назад виделись. Ты ей херни своей блядской натрепала, и она решила меня кинуть. Где она?
– Я не…
Я не успеваю повторить, что я ничерта не понимаю. Звонко пищит домофон, открывая дверь, и Герасимов дергается, разворачиваясь со мной вместе в ту сторону.
Немая сцена – я впиваюсь отчаянным взглядом в выходящего, и почему-то… Вижу самого последнего человека, которого бы хотела сейчас увидеть.
Секунду, две, Ройх оторопело взирает на происходящее, а потом сужает глаза и шагает вперед. В эту же секунду я получаю тычок под копчик и оказываюсь на свободе.
Первым делом – хватаю в охапку Каролинку, стискиваю отчаянно свое сокровище, слушаю её писк, чтобы лишний раз убедиться – в порядке, в порядке, отделалась легким испугом, и только потом, сквозь гулкий стук в ушах разбираю голос Ройха:
– Что-то я не понимаю, Холера. Твой шокер – он что, только на меня срабатывает?
Глава 14. Катя
Может быть… Может быть, это сон? Паршивый, липкий, бредовый…
Ну а как может быть иначе? Как мог меня найти парень бывшей подружки? Как сюда мог попасть он?
Конечно, сон! Вот сейчас я разомкну ресницы и окажется, что я просто забыла проветрить комнату, слишком долго работала до ночи, и все что реально по-настоящему – это Карамелька, хнычущая у меня над ухом…
Меньше надо писать про убийц и психопатов, Катя!
– Холера… – будто издевка над моими мыслями – голос Ройха окликает меня. И снова, как собаку, этим идиотским, ненавистным мне прозвищем! Интересно, жене он тоже свою личную кличку выписал или я у него такая особенная?
Выпрямляюсь, хотя нет, взвиваюсь, воспаряю вверх на реактивной силе моей ярости.
Может быть, от силы моего гнева сгинет этот чертов мираж?
Нет.
Стоит в двух шагах. Взглядом озабоченным меня сверлит.
– Мама, хочу на ножки, – Каро на моих руках дрыгается, трепыхается, пытаясь привлечь мое внимание.
Я спохватываюсь, что действительно – и держу её слишком долго, да и обнимаю, пожалуй, слишком сильно.
Оглядываюсь. Герасимова нет на горизонте. Вообще нет, будто он мне привиделся! Будто я сама себя оттаскала за волосы, и рука у меня ноет, просто… ну потому что!
Вот только чувство опасности все равно не отпускает. Я знаю почему – проблема в стоящем рядом мужчине, и это очень не рациональная эмоция.
Дали бы мне волю – прямо сейчас телепортировалась бы в свою квартиру на одиннадцатом этаже и не вылезала бы из неё до тех самых пор, пока этот слет придурков из моего прошлого не закончится. А то у меня уже натурально подозрение, что сейчас Вовчик из кустов вылезет. И Костров выскочит откуда-нибудь из-за тачки, чтобы окончательно доконать.
Каро тянется в сторону качелей, но я… я не согласна отпускать её от себя сейчас и на пару метров. Но как же кстати находится в кармане обломанный кусок мела… Как хорошо, что сейчас лето и этот мел во всех карманах у меня валяется. И даже стирки переживает…
Пальцы, держащие кусочек, мелко дрожат. А ноги – ватные, отказываются двигаться с места. И в голове гудит. Шок, просто шок, но как же противно его испытывать…
– Вы в порядке? – тихо спрашивает Ройх, все той же неподвижной статуей стоящий рядом.
– Нет! – рявкаю я, хоть и отчасти понимаю, что гнев не по адресу – Герасимов сбежал, как только запахло паленым, хитровыдуманный мудак. – Я не в порядке. Как я могу быть в порядке? Этот урод…
Накатывает…
Истерика вышибает из меня слезы, будто приклад с размаху впечатывая мне в спину.
И меньше всего я хочу плакать сейчас – при дочери, при Ройхе, посреди улицы, но железных людей не бывает. Ломаюсь и я.
– Катя…
– Нет! – рычу я, невзирая на потоки слез, хлещущие из глаз. Шарахаюсь подальше от мужчины, инстинктивно протянувшего ко мне руки.
Каро, только-только сосредоточившаяся на какой-то кривулине на асфальте, поднимает на меня голову, смотрит встревожено.
– Все хорошо, зайка, – шепчу и выдавливаю из себя кривую и неубедительную улыбку. Спасает только что ребенок – это ребенок. Мама сказала, что все хорошо, мама пытается улыбаться. Рисуем дальше…
Дадим маме пару секунд мысленно плюнуть ядом.
Тянулся он ко мне! Успокоить он меня хотел!
Да только нахрен мне не нужны его успокоения. Сейчас уже нет. Три года назад – возможно. Сейчас – пусть в аду сгорит до хрустящей корочки, не жалко.
Сама успокоюсь!
– Что ты здесь делаешь? – шиплю я, отказываясь от рыка, чтобы не пугать Карамельку.
Впрочем Ройха эта моя злость не впечатляет особо. Он не двигается с места, чтобы исчезнуть, не ведет и бровью, чтобы выразить свое сожаление, просто – пожимает плечами.
– Теперь я тут живу.
Кажется, никто не передавал сегодня землетрясений. Только у меня, ошалевшей от ужаса, земля под ногами пустилась плясать канкан.
– Как это «здесь»? Что значит живешь?
Ройх смотрит на меня, я все жду, когда уже на лице его проступит фирменная его надменность высокомерная. Вопросы-то самые идиотские. Только бери и высмеивай.
– Мы решили переехать, – говорит так ровно, будто и не было неделю назад встречи в Москве. Двух его горячих соитий с моим шокером – тоже не было.
– Зачем? – вырывается из моей груди откровенное.
Я не вижу тому причин. Если три года назад он не нашел у себя ресурсов и возможностей ни забрать меня из полиции, ни найти после публикации компромата, то зачем ему приезжать ко мне после?
Как вообще можно объяснить его присутствие в моем городе, в моем районе, в моем доме?
Мы очень долго смотрим друг на дружку. И снова у меня ощущение, будто я выливаю жидкую сталь моего раскаленного гнева на его голову. На его ледяную голову, которая совершенно не думает таять.
Ройх опускает глаза. На Каро опускает глаза. На мою Карамельку смотрит в упор, будто обвиняя её в своем присутствии.
– Нет! – Я встаю между ними быстрее, чем успеваю сообразить. Яростной силы во мне столько, что я толкаю мужчину в грудь обеими ладонями, – нет, нет и нет! Ты не подойдешь к моей дочери.
– К нашей.
Он мог бы устоять, но позволяет мне себя оттолкнуть, делает шаг назад, уступает – но всего лишь вот этот
