– Поверьте, то, что я говорю, – не пустяки. Целыми днями, а то и неделями все лгут мне, все стараются перехитрить. Продавцы автомобилей, мои поставщики, кассиры в авиакассах, портье в отелях, женщины в барах, и даже мой врач, который прописывает мне лекарство, потому что состоит в сговоре с фармацевтической фирмой. Я возвращаюсь из поездки, включаю Шестой канал – а там вы, и вы не лжете мне. Это много для меня значило. А иногда, особенно после того, как мой брак распался и я все время был один, это становилось для меня всем.

Рейчел не знала, что сказать. Она отвыкла от комплиментов и не привыкла к тому, что ей доверяют.

– Спасибо, – выдавила она, глядя в пол.

– Печальная песня, – сказал Брайан, помолчав.

– Да.

– Хотите сесть?

– Нет. – Ей было очень приятно чувствовать его руку на своей талии. Казалось, что так она никогда не упадет. Никогда не проиграет. Ей никогда больше не сделают больно. Никогда не бросят. – Нет, давайте еще потанцуем.

После начала их любовной связи у Рейчел возникло ложное ощущение покоя. Она почти убедила себя в том, что приступы паники канули в прошлое, хотя последний был самым острым из всех.

Первое их полноценное, заранее назначенное свидание состоялось за чашкой кофе на следующее утро после встречи. Накануне Рейчел слишком много выпила, чтобы вести машину, и сняла номер с видом на реку в «Вестине» на Копли-Сквер. Она уже больше года не ночевала в отелях и, поднимаясь в лифте, решила, что сразу же закажет ужин в номер и посмотрит какой-нибудь фильм. Но, скинув туфли и сняв покрывало с постели, она тут же уснула. В десять утра она встретилась с Брайаном в кафе «Стефани» на Ньюбери-стрит. Водка еще не окончательно вывелась из ее крови и чуть отупевшего мозга. У Брайана же был великолепный вид. При дневном свете он выглядел еще лучше, чем в полутемном баре. Рейчел спросила его о работе, и Брайан ответил, что она позволяет ему платить по счетам и удовлетворять страсть к путешествиям.

– Звучит очень просто, а на самом деле?

– Да ничего особенного, – усмехнулся он. – Мотаюсь туда-сюда, договариваюсь с поставщиками пиломатериалов, смотря по тому, сколько их предлагают на рынке в этом месяце. Засуха в Австралии или затянувшиеся дожди на Филиппинах меняют цену на лес, а значит, и цены на все остальное – на эту салфетку, эту скатерть, этот пакетик сахара. Скучные материи. – Он глотнул кофе. – А что у вас?

– У меня?

– Ну да. Собираетесь вернуться в журналистику?

– Думаю, никто не возьмет меня.

– А если все же возьмет? Скажем, человек, который не видел тот ролик?

– Где ж я найду такого?

– Говорят, что в Чаде интернет работает из рук вон плохо.

– В Чаде?

– В Чаде.

– Если бы я смогла еще раз сесть на самолет, – сказала Рейчел, – то попробовала бы заняться новостями в этой… как ее…

– Нджамене.

– Да, в их столице.

– Название вертелось у вас на кончике языка, я видел.

– Действительно вертелось.

– Ну да, ну да.

– Я и сама вспомнила бы.

– Не спорю.

– На словах – нет, а в глазах я вижу несогласие.

– У вас, кстати, удивительные глаза.

– Глаза?

– И рот.

– Можете послать меня к черту в любой момент.

– Я так и намерен сделать. – Лицо его приняло более серьезное выражение. – А вам не приходило в голову, что совсем не обязательно лететь в далекий Чад?

– Что вы имеете в виду?

– Вы думаете, что все узнают вас, но вряд ли это так.

Рейчел приподняла одну бровь:

– Почти три года я появлялась в местных вечерних новостях. Пять раз в неделю.

– Да, но смотрели их всего лишь пять процентов населения. Сто тысяч человек из двух миллионов. А площадь города огромна – сколько там квадратных миль охватывает сеть метро? Готов поспорить, что, если спросить людей в этом ресторане, вас узнают всего один или двое. И то лишь потому, что после вопроса внимательнее всмотрятся в ваше лицо.

– Не понимаю, вы хотите успокоить меня или еще больше расстроить?

– Конечно же успокоить. Я хочу, Рейчел, чтобы вы поняли: сколько-то людей помнит эту передачу, часть их связывает ее с вами, когда встречает вас в общественных местах. Но ведь население города постоянно сокращается. К тому же современный человек обладает одноразовой памятью. Все недолговечно, даже стыд.

Она сморщила нос.

– На словах-то у вас все прекрасно.

– Что прекрасно – так это вы.

– О-о!

Следующее свидание прошло во время обеда, на Южном берегу, недалеко от ее дома. В третий раз они тоже обедали в Бостоне, а потом, как школьники, целовались впритирку к фонарному столбу. Начался дождь – не туманная изморось, как в тот памятный вечер, а проливной дождь, совпавший с резким похолоданием: последняя отчаянная атака уходящей зимы.

– Надо добраться до твоей машины, – сказал Брайан, пристраивая Рейчел у себя под плащом. Струи дождя стучали по плащу, как мелкие камешки, но внутри было сухо, мокли только лодыжки.

Они прошли через небольшой сквер, где на скамейке лежал бездомный, глядя на улицу так напряженно, словно потерял там что-то. Он накрылся газетой, но голова все равно была мокрой и тряслась, а губы дрожали.

– Не весна, а хрен знает что, – пожаловался он.

– А между тем уже почти июнь, – отозвался Брайан.

– Говорят, что к ночи прояснится, – сказала Рейчел, чувствуя себя виноватой в том, что у нее есть крыша над головой, постель, машина.

Бездомный с надеждой сжал губы и закрыл глаза.

В машине она включила печку и принялась тереть ладони друг о друга. Брайан сунул голову в открытое окно для короткого прощального поцелуя, который оказался долгим. Дождь стучал по крыше.

– Давай подкину тебя до дома, – предложила она.

– Это десять кварталов в обратную сторону. У меня плащ, я не промокну.

– А шляпы нет.

– Что вы так боязливы, маловерная?[33] – Отступив на шаг, он достал из кармана бейсболку клуба «Блу джейс»[34] и продемонстрировал ей. Надев ее, он лихо загнул козырек и с бравой ухмылкой отсалютовал Рейчел. – Будь осторожна в пути. Позвони, когда приедешь.

Она поманила его пальцем: