Он глотнул скотча.

– В детстве было много таких случаев, и обида накапливалась. Теперь мне кое-что понятно: я всегда считал, что другие правы, а я – нет. Я был недостоин войти в команду, недостоин того, чтобы нравиться, а родные пренебрегали мной, ведь я ничего другого не заслуживал. – Он поставил бокал на стойку. – Мне не нравится в себе то, что я мало себе нравлюсь.

– И не важно, сколько добрых дел ты сделаешь, не важно, что ты – хороший друг, или супруг, или великий гуманист. Ничто из этого…

– Ничто, – согласился Брайан.

– Ничто не имеет значения, потому что на самом деле ты – последнее дерьмо.

Он улыбнулся от всей души.

– Вы прекрасно представляете, что творится у меня в голове.

– Ха! – покачала она головой. – Это я в свою заглянула.

Они помолчали, прикончили спиртное, заказали еще.

– А между тем, – продолжила Рейчел, – вы просто излучаете уверенность и действуете очень успешно. Справились с этим подонком в баре, как заправский гипнотизер.

– Он же недоумок. Недоумков нетрудно перехитрить. Поэтому они и недоумки.

– Откуда я знаю? Может, вы были с ним в сговоре, – возразила она.

– В каком еще сговоре?

– Это известный фокус. Он меня запугивает, а вы спасаете.

– Но я вас вытащил оттуда и дал вам уйти, а сам остался.

– Если бы вы были в сговоре, вам ничто не мешало бы выйти через пять секунд после меня и последовать за мной.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но опять закрыл его. Затем кивнул:

– Да, действительно. И часто к вам клеятся таким замысловатым образом?

– До сих пор ни разу не замечала.

– Все это чересчур хлопотно. К тому же тот парень, по-моему, какое-то время сидел вместе с подружкой? Они что, поссорились?

Рейчел кивнула.

– Мне надо было бы – дайте сообразить, – во-первых, знать, что вы сегодня появитесь в этом баре, во-вторых, найти приятеля, который делает вид, что приходит с девушкой, ссорится с ней, заставляя ее уйти, и наезжает на вас, в-третьих, вовремя вмешаться и дать вам возможность улизнуть, в-четвертых…

– Ладно, ладно.

– …Выскочить из бара сразу после вас и незаметно красться за вами по тихим пустынным улицам, стуча своими крепкими каблуками.

– Я же сказала: ладно. Вы так хорошо экипированы, – она указала на его костюм, белую рубашку и шикарный плащ, – что остается только сосредоточиться на тех минусах, которые вы в себе находите. На самом деле, друг мой, вы излучаете уверенность.

– Самоуверенность?

– Да нет, я бы не сказала.

– Обычно я уверен в себе. Разумное, взрослое существо, знающее, что делать со своими минусами. Есть лишь одна небольшая заноза, и ее может обнаружить женщина, если спросит меня ночью в полутемном баре, что мне не нравится в самом себе. – Он повернулся к ней с выжидающим видом. – И тот же самый вопрос…

Рейчел прокашлялась – на секунду ей показалось, что начинается очередной приступ. Это не лезло ни в какие ворота. Ей приходилось вести репортаж о землетрясении на острове, который без того был до крайности разорен. Однажды она провела месяц в строящемся доме, передвигаясь исключительно на коленях, желая понять, как будет чувствовать себя ребенок в таких условиях. В другой раз она забралась на гигантское дерево в бразильских джунглях и провела ночь на его ветвях на высоте двухсот футов. А сегодня она еле-еле проехала тридцать миль до города – и сорвалась?

– Сегодня я развелась, – сказала она. – Год назад потеряла работу, – вернее, как вам хорошо известно, вся моя карьера пошла насмарку из-за приступа паники в прямом эфире. Я стала бояться людей: не кого-то в отдельности, а вообще всех, что уже совсем плохо. Последние девять месяцев я почти не выходила из дома. И, честно говоря, больше всего хочу вернуться домой и запереться там. Что мне может нравиться в себе, Брайан?

Целую минуту он молча смотрел на нее – совсем не пристально, взглядом, который не содержал упрека или побуждения. Это был открытый, понимающий взгляд, и в нем нельзя было прочесть никаких выводов в отношении Рейчел. Она затруднялась дать ему название, пока не сообразила, что Брайан смотрит просто по-дружески.

Внезапно она обратила внимание на песню, которая звучала уже с полминуты. Ленни Уэлч исполнял старый, но все еще популярный хит – «Since I Fell for You».[31]

Брайан тоже слушал мелодию, повернув голову к автомату, взгляд его блуждал где-то далеко.

– Помню, ее исполняли по радио, когда я был еще малышом и мы ездили на наше озеро. Взрослые вели себя странно в тот день, точно забалдели от каких-то веществ. Лишь через несколько лет я сообразил, что они действительно были под кайфом. А тогда не мог понять, почему все курят по очереди одну сигарету. И они танцевали под эту мелодию на берегу озера, шайка забалдевших канаков[32] в нейлоновых купальных костюмах.

– Может, потанцуем?

Что побудило ее предложить это? Есть ли какое-нибудь разумное объяснение? Или это чистая физиология, нейронный выхлоп, подчинивший себе сознание?

– С удовольствием.

Брайан взял ее за руку, и они прошли в маленький танцевальный зал за стойкой бара, освещенный лишь лампами музыкального автомата.

Вот он, их первый танец. Впервые соприкасаются ладони и груди. Впервые расстояние между ними уменьшилось настолько, что Рейчел смогла ощутить его запах, основной, как она поймет позже, – смесь недушистого шампуня и легкого мускусного аромата его тела, чуть отдающая лесом и дымом.

– Я попросил бармена дать вам водки, потому что боялся, что вы уйдете из бара.

– А вам надо было в туалет, я знаю.

– Вообще-то, нет. Я пошел в туалет, потому что заказал для вас водку и растерялся. Я… уф… Мне просто не хотелось, чтобы вы сочли меня каким-нибудь долбаным преследователем. А в туалете я просто… даже не знаю… спрятался, что ли? Я стоял, прислонившись к стене, и обзывал себя дураком, снова и снова.

– Не выдумывайте.

– Так и было, клянусь. Понимаете, выступая в новостях, вы всегда вели себя порядочно. Никакой тенденциозности, никакого предубеждения, никаких подмигиваний в камеру. Я верил вам. Вы честно делали свою работу, и это действовало.

– А история с лающим котом?

Тон Брайана остался таким же небрежным и легким, но лицо посерьезнело.