– Скажите, что сталось с оставшимися Бродериками, – взмолилась она. – Прошу вас, душу не томите!

Альвина казалась несколько удивленной, однако недолго.

– Гляжу и вас проняло, – сказала она, замерев на месте, – что ж, расскажу как есть. Здесь скрывать нечего: никого из Бродериков не осталось. Потому и замок в чужие руки отошел...

– Но... как?

– А вот этого никто и по сей день вам не скажет, – сказала с присущей ей интонацией древней весталки. – В самый тот год, когда случилось очередное несчастье, расплодились в наших лесах волки немерено. Зима была стылой, голодной, вот и стали они к человеческому жилью выходить... Двух человек насмерть задрали в соседней деревне. Кровь в жилах от воя их стыла... Что ветер в трубе завывает, то их вой по долине разливался. Протяжный, сумрачный... Люди из дома выйти страшились. Поговаривали тогда, – она запнулась на мгновение, – что не просто так волки неистовствуют... Что предвещают они проклятому роду Бродериков очередное несчастье; и рассмотрели даже чудовище в лесу: косматое, с горящими глазами. Оборотня! Каким стал, если верить легенде, первый из Бродериков, лорд Гервальд.

Лиззи до дрожи перепугалась: она дважды видала оборотня, теперь она в этом не сомневалась, и коли предвещает его явление несчастье, то значит ли это, что и ей стоит поостеречься? Она стиснула оберег старой «колдуньи» и не решилась о встречах своих рассказать. Услышать подтверждение страшной догадки совсем не хотелось...

Старуха же продолжала:

– Тогда-то и решил наш хозяин устроить облаву на волков, перебить проклятое племя, доказать всему миру, что хищники эти к ним с сыном отношения не имеют. Лучшие охотники округи съехались в Раглан тем морозным утром... Ох, и суета стояла во внутреннем дворе: всхрапывали застоявшиеся лошадки, собаки крутились у всех под ногами, а слуги обносили гостей сидровым пуншем. Как вчера помню все это, – ностальгически заметила старуха. – Словно и дня не прошло. А минуло пятнадцать годков... Ни больше ни меньше.

– И что же случилось? – не выдержала Элиза. – Что тогда произошло?

Альвина невесело улыбнулась, вроде как снисходительно к ее юношеской нетерпеливости.

Произнесла:

– Повстречался в тот день лорд наш с судьбой своею, за хвост ее ухватить силился, да силушкой та превозмогла. – И, заметив недоумение в глазах слушательницы, пояснила: – Говорят, выслеживали они в лесу вожака волчьей стаи, матерого хищника страшных размеров, лорд Бродерик и юный мастер Рональд были отчаяннее прочих, ни на шаг от зверя не отставали... Многим пришлось отступиться, но только не им. – Поглядела на Лиззи и заключила: – Не воротились они с той охоты. Пропали, словно и не бывали... То был последний раз, когда видели их живыми.

– А мертвыми?

– И мертвыми не видали. Видать, завел их матерый в такую глухомань, которую не каждому смертному отыскать доводится, завел да в схватку вступил. И не было в ней ни победителя, ни проигравшего... Так и увял род Бродериков. Никого более не осталось!

Однако Элизабет не могла отступиться:

– Но разве их не искали? Те же охотники, что с ними в охоте участвовали? Как могло статься, что не нашли... даже тела?

Сказала и вздрогнула даже, обхватила себя руками. Альвина покачала головой...

– Искали... долго искали. Да только найти так и не нашли! – сказала она с тяжелым вздохом.

Только за ужином Лиззи с супругом встретились снова, расселись по тем же местам в тягостном молчании и принялись за еду. Ни один не спешил скрасить трапезу вежливым диалогом, ни единой попытки не предпринял, еще и еда, пусть и вкусно приготовленная, на языке отдавала привкусом тлена. То, верно, горчили рассыпавшиеся в прах надежды Элизабет на доброе начало их с мужем отношений...

Она исподволь глянула на него: он снова был без очков, глядел в тарелку льдинами глаз и мерно работал челюстями. Насупленный и явно не в настроении, он вдруг осведомился:

– Чем занимались весь день? Надеюсь, не очень скучали в мое отсутствие?

– А вы отсутствовали? – ответила девушка вопросом на вопрос. Всего лишь хотела на лжи подловить: отсутствовать и целоваться в дровнике – вещи совершенно противоположные.

Аддингтон воспринял ее слова совершенно иначе: различил безразличие, которое его уязвило.

– Вы, как я вижу, этого не заметили, – отчеканил он неприветливым тоном, – однако хозяйственные дела вынудили меня ехать в Кардифф и пробыть там до самого вечера.

– Уверена, вы приятно провели время.

– Как и вы, полагаю?

Он окатил ее воистину ледяным взглядом, таким, что Лиззи пожалела об отсутствии очков: уж лучше бы прятался за своими стекляшками. Подумаешь, великая честь, видеть эти презрение и неприятие в глазах.

– О, это был просто незабываемый день! – не без сарказма откликнулась она, и совершенно не ожидала, что Аддингтон вскочит на ноги и швырнет салфетку на стол. Та приземлилась в непосредственной близости от фужера с недопитым вином, и тот, зашатавшись на длинной ножке, едва не опрокинулся на белую скатерть.

Они оба глядели на него с долю секунды, и Аддингтон первый, дернув головой, что, верно, означало вежливый кивок, вышел из кухни, так более на нее и не глянув.

В полном смятении чувств Лиззи тоже поспешила удалиться к себе: непролитые слезы выжигали глаза, комком застревали в горле и тяготили сердце тяжелым грузом.

Она поняла, что изменой супруга уязвлена сильнее, чем хотела бы показать, и это открытие неприятно ее поразило.

«Дорогая Хелен, – писала она, усевшись за обещанное подруге послание, – место, долженствующее стать моим домом, вовсе не то, о чем мы мечтали для каждой из нас в девичьих мечтах. Мрачное, полное страшных легенд, оно пугает меня невероятно... Ни тепла, ни уюта, ни приятия со стороны мужа... – Она вымарала последнее после секундного раздумья: признаваться в подобном показалось ей стыдным. – … Ни банального соблюдения светских приличий, – дополнила она. – Ничего этого нет и в помине! Мы ужинаем на кухне в окружении супниц и сковородок и у нас всего одна перемена блюд...»

На этом моменте Лиззи отложила перо и вскочила на ноги: поняла, что не в силах писать об устройстве местного быта, когда обида рвется из груди. Когда кричать желается о другом!

В дверь постучали, и на пороге появилась Джейн.

– Желаете приготовиться ко сну? – осведомилась она с кроткой улыбкой, и эта ее видимая двуличность раздражила и без того расстроенные нервы Элизабет.

– Полагаю, я вполне могу справиться с этим сама, – откликнулась она неприветливым голосом. – Можешь, отправляться в постель.

И снова припомнила руку мужу, обнимавшую ее прошлой ночью, и то, каким невероятно волнительным это ощущалось и как ободрило ее посреди неразберихи последних дней.