В мемуарах Людендорф утверждал: «Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность. Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия пала*. Россия действительно пала, но кардинального облегчения немцам это не принесло.

Что же касается позиции США, то тесные связи Америки с Англией и ущерб американского судоходства от начатой Германией «беспощадной подводной войны» предопределили конечное присоединение США к антигерманской коалиции, что делало положение Германской империи заведомо безнадежным.

Как подчеркивает К. Каутский, кайзер уже 30 июля «принял в расчет необходимость революционизирования мусульман в Индии, если не для спасения Германии, то, по крайней мере, для уничтожения Англии. Мольтке прибавляет к этому: «восстание Польши»…

Эта остроумная политика все более усугублялась во время войны. Так как нельзя было привлечь на свою сторону Соединенные Штаты, то теперь соблазняли Мексику несколькими американскими штатами. Одновременно искали спасения у повстанцев Ирландии, анархистов Италии, динамитчиков Америки и, наконец, у большевиков России, которых всеми силами поощрял германский Генеральный штаб.

Ленин и Троцкий, как видно, были не первыми, видевшими в мировой революции, созданной их эмиссарами, спасительный выход из невозможного положения. Вильгельм и Мольтке предупредили их в этом.

Как всякий акт их мировой политики, они предприняли и этот шаг без всякого глубокого знания того мира, который они хотели привести в движение или над которым они хотели господствовать. Они применяли самые негодные средства, прибегали к помощи самых неподходящих действий, позволяли руководить собой самыми несбыточными надеждами…

Успеха, кроме России, они не имели нигде. Германская политика, сводившаяся к тому, что Германия должна истечь кровью одновременно со своими врагами, увенчалась успехом только в России и лишь только там достигла своей цели революционизирования населения.

Обе цели находились в тесной зависимости друг от друга: падение царизма после военного краха России было неизбежно и совершилось бы и без поощрения большевизму со стороны германского правительства».

Но выход России из войны все равно не стал спасением для Германии.

В качестве заключительного аккорда первого пролога мировой трагедии 6 августа Австро-Венгрия объявила войну России, а через несколько дней Дунайская монархия оказалась в состоянии войны и с другими государствами Антанты. Первая мировая война стала свершившимся фактом.

Могли предотвратить роковое развитие событий страны Антанты, если бы они того пожелали? Как мне кажется, вряд ли. Не заступиться за Сербию Россия не могла, иначе она потеряла бы последние основания сохранять статус великой державы. Точно так же Франция не могла не помочь России, иначе рисковала в будущем остаться один на один с Германией. Только своевременное решительное заявление Англии, еще до предъявления австрийского ультиматума Сербии, о том, что она ни в коем случае не останется нейтральной, могло бы охладить пыл сторонников войны в Вене и Берлине. Однако сделать такое заявление британское правительство в принципе не могло, отнюдь не будучи уверено, что получит поддержку этого шага в парламенте. Наоборот, столь воинственное заявление на самой ранней стадии конфликта могло настроить и парламентариев, и британское общественное мнение против войны и тем самым вызвать прямо-таки обратный эффект, поощрив «партию войны» в Германии.

Поначалу наступление на Западе проходило весьма успешно. Германская армия овладела основными бельгийскими крепостями и 21–25 августа 1914 года в приграничном сражении отбросила французскую армию на запад. После начала войны основные усилия Германия сосредоточила против Франции. Создалась серьезная угроза Парижу. Французское наступление в Эльзасе не достигло своих целей и играло только на руку германскому плану Шлиффена, ослабляя северную группировку, где немцы наносили главный удар. Однако и немцы допустили ошибку, перебросив часть сил в Эльзас и ослабив войска, обходившие Париж с севера. В конце августа французский главнокомандующий маршал Жоффр перебросил 6-ю армию из Лотарингии на защиту Парижа. К 9 сентября эта армия совместно с английской экспедиционной армией и 5-й французской армией в ходе сражения на Марне взяла в клещи ударную германскую 1-ю армию. Командующий 1-й армией генерал фон Клук был против отступления, но, подчиняясь приказу верховного командования, вынужден был отойти. После войны германские историки много спорили, оправдан ли был этот отход, ознаменовавший проигрыш немцами битвы на Марне. Передавший от имени начальника Генштаба фон Мольтке приказ на отход полковник Хенч был сделан козлом отпущения за поражение Германии на Марне, повлекшее крах блицкрига и общее поражение Центральных держав в Первой мировой войне. Между тем объективный анализ соотношения сил сторон приводит к выводу, что если бы Хенч не отдал приказ об отступлении 1-й и 2-й армий, то они вполне могли оказаться в окружении и немцев ждало бы еще более тяжелое поражение. Ведь и 2-я армия генерала фон Бюлова к 9 сентября была в трудном положении и еще 7-го числа вынуждена была отойти на своем правом фланге.

9 сентября, когда успех германских войск в битве на Марне казался предрешенным, Бетман-Гольвег подготовил записку с изложением программы широких аннексий. После победы предполагалось создать «Срединную Европу» – экономический союз под германской гегемонией, или, как элегантно выражался канцлер, «под фактическим немецким руководством». Помимо Германской и Австро-Венгерской империй, туда должны были войти Бельгия, Голландия, Франция, Дания, Польша, а в будущем, возможно, также Италия, Швеция и Норвегия. При этом у Франции предполагалось отторгнуть Бельфор, западный склон Вогезов и бассейн Бриэй. Франция должна была уплатить контрибуцию и заключить выгодный для Германии торговый договор. У Бельгии должен был быть отторгнут Льеж, а вся Бельгия стала бы «вассальным государством» по отношению к Германии. Польша должна была перестать быть частью Российской империи и превратиться в формально независимое государство, на практике полностью зависимое от Германии и Австро-Венгрии в политическом и экономическом отношении. Такая же судьба ждала Финляндию, а Курляндию и Литву предполагалось присоединить к Германской империи. России предполагалось навязать кабальный торговый договор. В 1917 году, после Февральской революции, германские аппетиты распространились также на Эстляндию. Она, как и все прибалтийские провинции, была присоединена к Германской империи в результате Брестского мирного договора. Финляндия, Украина и страны Закавказья в результате того же договора стали независимыми государствами, но оказались в сильной зависимости от Центральных держав. Область войска Донского была фактически отделена от России и на практике превратилась в протекторат Германии. В записке от 9 сентября 1914 года Бетман-Гольвег планировал также создать большую германскую колонию в Центральной Африке за счет Французского и Бельгийского Конго.

В рейхстаге же канцлер говорил о целях войны гораздо более обтекаемо и двусмысленно. Так, по свидетельству лидера социал-демократической фракции Ф. Шейдемана, в марте 1915 года Бетман-Гольвег заявил на совещании ведущих социал-демократических депутатов: «Мы хотим гарантий, большей свободы движения и большей возможности развития для более сильной Великой Германии». Глава независимых социал-демократов Газе справедливо воспринял слова о «Великой Германии» как свидетельство существования аннексионистских планов, но простодушный Шейдеман убеждал коллегу, что «Бетман-Гольвег не мог говорить о Великой Германии в смысле территориальном… Когда говорят о великих людях, то тоже имеют в виду не сантиметры их роста и т. д. Победи Германия в настоящей войне, она действительно будет сильнее и больше прежнего, пусть территория ее не возрастет ни на один квадратный метр». Жаль, что Шейдеман не читал аннексионистскую программу канцлера.