Сикутлук жил вместе с двоюродным братом; они очень любили друг друга. В том селении только у двоюродного брата Сикутлука была собака. Однажды Сикутлук увидел двоюродного брата перед шатром; он был чем-то занят, и собака его находилась рядом. Когда Сикутлук приблизился, брат неожиданно сказал: «Пожалуйста, застрели мою собаку». – «Нет, я не сделаю этого, мы же друзья». Но брат продолжал упрашивать, говоря: «Умоляю тебя, сделай это, несмотря ни на что». В конце концов Сикутлук принес свой лук; но он по-прежнему сомневался и потому опять спросил: «Не пожалеешь ли ты об этом, когда будет уже поздно?» – «Нет, конечно нет!» И Сикутлук застрелил собаку. Брат его, однако, обиделся и вызвал его на поединок; он сказал: «Сикутлук с самого начала хотел убить ее». Но теперь Сикутлук выстрелил и попал ему прямо в грудь, отчего тот упал мертвым.

Сразу же после этого Сикутлук пошел, завалил лодку и шатер брата тяжелыми валунами до самого верха и вместе с женой покинул это место. Но совершенное убийство пробудило в нем жажду крови, и он двигался вперед с намерением убивать всех, кого встретят. Поначалу ему хватало снежных куропаток и оленей. Оба они – и он сам, и его жена – взяли с собой столько стрел, сколько смогли унести. Через некоторое время они натолкнулись на амарока. Сначала они обнаружили и убили детенышей, но ближе к вечеру появилась и мать с молодым оленем в пасти. Люди успели к тому времени отойти от логова. Они наблюдали, как самка, увидев, что ее детеныши убиты, бросила добычу; затем она понюхала воздух и пошла по следу людей. С жутким воем что есть мочи неслась она вслед за ними. Женщина вскрикнула: «Я боюсь, что она сожрет нас!» – но муж ответил только: «Ах, брат мой, возлюбленный брат мой, я убил тебя!» Он осторожно выбрался из засады, прицелился в зверя и убил его на месте. После этого они снова спрятались и стали ждать. Вскоре вернулся самец, тоже с молодым оленем в зубах. С теми же словами – «Увы, брат мой, возлюбленный брат мой!» – Сикутлук застрелил и его. Они с женой побрели снова, все дальше и дальше, и убивали все живое, что встречалось им на пути. Однажды женщина заметила киливфака; зверь стоял и скреб лапами землю. Когда муж тоже заметил его, то сначала отправился искать неподалеку от этого места яму; он приказал жене забраться в нее, спрятаться и сидеть тихо, пока он сам к ней не спустится. После этого охотник осторожно двинулся навстречу зверю. Каждый раз, когда зверь поднимал голову и осматривался, он прижимался к земле; но когда зверь стоял и рыл землю, человек постепенно подкрадывался к нему. Наконец он подобрался совсем близко и рискнул выстрелить, а затем бросился назад и упал в яму к жене. Дикий зверь помчался за ним и тоже влетел в пещеру, где целиком загородил вход. Им пришлось трудно, но в конце концов они сумели вновь выбраться наружу. Побрели дальше; когда они проходили по ледникам, Сикутлук переносил жену через трещины. В конце концов он снова вышел к морю и сразу же увидел невдалеке охотника на каяке. Этот человек сказал, что отвезет их к себе домой, если они только дождутся, пока он приведет для них лодку; как ни странно, в лодке приплыли одни только мужчины. Муж и жена присоединились к этим людям, но вскоре обнаружили, что попали к эркилекам. Как-то Сикутлук сказал жене, что хотел бы вернуться и поискать своих родичей; он обещал вернуться и назвал время, когда рассчитывал сделать это; но ждали его напрасно. Когда назначенное время миновало, они пообещали ангакоку щедрое вознаграждение, если он сможет сказать, что произошло с путешественником. После некоторых размышлений колдун ответил: «Я видел, как он убил пару амароков с выводком». Жена признала, что так и было. «И к тому же самку киливфака?» – «Да, и такое тоже было». – «Тогда можешь быть уверена, что самец киливфака сожрал его». А жена Сикутлука жила с инландерами до самой своей смерти.

(Детали этой легенды несколько неясны из-за плохого состояния рукописей, на основании которых она составлена. Это предание широко распространено по всей Гренландии, но при этом рассказчики, кажется, сами не знают подробностей; возможно, сюжет постепенно забывается. Вероятно, это один из самых старых сюжетов и наверняка один из самых примечательных – он отражает отношения между эскимосами и индейцами и дает некоторое представление об обычаях последних, таких как танцы и способы маскировки.)

Жила однажды юная девушка, и случилось ей сломать иглу старшей сестры – очень ценную иглу из рога северного оленя. Сестра ужасно рассердилась на нее, хотя жила в полном достатке, так как удачно вышла замуж. Она пришла в такую ярость, что сказала сестре, что та может убираться прочь и никогда больше не приходить к береговым людям. Девушка сразу же повиновалась сестре и ушла из дома. Много дней бродила она по тундре.

Однажды вечером, когда она сидела на камне и плакала, незнакомый голос рядом спросил: «О чем ты так плачешь?» Девушка обернулась и увидела, что рядом стоит очень высокий мужчина, в котором она сразу же узнала инландера (т. е. сказочного обитателя внутренних земель). Он повторил еще раз: «Почему ты плачешь?» – «Потому что я сломала сестрину иголку, и она выгнала меня». – «А меня тоже выгнали – за то, что испортил у брата очень ценную ловушку». Потом он предложил ей пойти с ним, и они вместе отправились в его дом. Там новый знакомец подарил ей оленьи шкуры – для верхней и нижней одежды – и взял ее в жены. Этот инландер обыкновенно ходил на озеро охотиться на гагар – он заходил в воду и тайком подкрадывался к птицам. Однажды он предложил ей пойти вместе с ним в гости к его родичам; он сказал, что, когда подойдут ближе к дому, он крикнет «Кунг, кунг-куйо!» – и по этому крику они сразу узнают его. Они отправились в путь; и как только увидели с вершины одного из холмов в долине дом его родичей, он крикнул, как обещал. Тут же дети в селении забегали и закричали: «Кто-то зовет «Кунг, кунг!»; из дома появилась его мать с этими же словами. Тогда молодые люди спустились и вошли в дом. У него была сестра, слабоумная (которую считали ясновидящей) и очень разговорчивая. Он велел ей не говорить никому, что среди них появилась женщина из берегового племени, а сам спрятал жену в дальнем углу широкой лавки; но когда вернулись его братья, они сразу же заметили: «Что-то в доме береговыми людьми пахнет!» Дурочка же, выйдя из дома, не удержалась и сказала соседям: «А у вас нет такой невестки, как у меня, с бусами и ожерельем – и очень красивой в придачу! – она из берегового племени!» После этого любопытные столпились у окна, чтобы хоть одним глазком взглянуть на чужачку. Некоторые даже забрались на крышу и провертели себе там дырочки, чтобы подглядывать; в дом тоже набилось множество людей. Потом были какие-то разговоры о лодке, которую ждали вскорости, и однажды утром объявили, что лодка подходит. Жена инландера знала, что приезжают инуарутлигаки. Поднимаясь с берега, они остановились возле дома и начали переговариваться пением; затем принесли из лодки шкуры в подарок и гостили в стойбище целый месяц; все много болтали, пировали и постоянно пели. Как-то на пиру развлекать гостей вышел один из инландеров; он пел и плясал. Во время танца он превращался в оленя; но при виде этого фокуса дети инуарутлигаков ужасно перепугались, так что он поспешил снова превратиться в человека. Другой инландер, в свою очередь развлекая присутствующих, принял облик зайца; но дети инуарутлигаков громко заплакали, и он поспешил как можно скорее превратиться обратно. Один инладнер, танцуя, стащил с себя целиком кожу, так что держалась она только на маленьком кусочке между глаз; но когда подростки заплакали, он быстро надел ее обратно совершенно так же, как было. В конце вышел плясать один из инуарутлигаков; он плясал так, что весь дом вскоре заснул, и все его обитатели повалились на бок – да так, что одну женщину с ребенком задавили насмерть. После этого развлечения закончились, и на следующий день инуарутлигаки уехали, пригласив хозяев в свою очередь погостить у них.