Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это профессор Оренбургского университета, историк Марк Исидорович Осадчий. Рядом с ним сидит Валерий Андреевич Павлов, руководитель проекта особой важности, в некотором роде виновник торжества. Напротив меня находится следователь по особо важным делам Самарской прокуратуры Польшаков Олег Ефремович, и последний, Евтушенко Евгений Григорьевич, оперуполномоченный Белобородовского района города Оренбурга. Если по ходу моего рассказа будут возникать вопросы, прошу задавать их сразу, мне так легче работать.
– Когда все это закончится? – немедленно спросил Осадчий. Голос у него был резкий, скрипучий, неприятный. – В восемь тридцать у меня лекция, и я бы очень хотел успеть.
– Боюсь, что не скоро, – покачал головой Варежкин.
– Это возмутительно, – нахохлился профессор. – Два месяца я просил местный музей передать мне экспонаты наших могильников, и вот когда разрешение получено, меня срочно вызывают на это… собрание или заседание. Почему именно сегодня!? Завтра я должен вернуть экспонаты в музей!
– Все неприятности происходят в самую неприятную минуту, профессор, – попробовал разрядить обстановку шуткой Варежкин, но старик продолжал ершиться.
– Почему вы не поинтересовались, у кого из нашего университета сегодня окна!? Мы бы просмотрели график…
– Боюсь, что на дискуссии у нас нет времени, – прервал профессора Варежкин. – Могу лишь принести вам свои извинения.
– Извиняйтесь перед студентами, – буркнул Осадчий и демонстративно отвернулся к окну.
– Сегодня ночью в Оренбурге, три часа назад, – ровным голосом после паузы продолжил Варежкин, – злоумышленник проник на территорию объекта особой важности, убил сторожа, отключил сигнализацию и совершил определенное действие, которое свидетельствует, что он знал о секретном объекте если не все, то почти все. Совершив преступление, преступник, – в этом месте Варежкин замялся на несколько секунд, подбирая формулировку, – скажем так, скрылся. Теперь относительно самого объекта особой важности. Думаю, будет лучше, если о нем расскажет его руководитель. Пожалуйста, Валерий Андреевич, вам слово.
Павлов прокашлялся.
– До сих пор не могу успокоиться, прийти в себя, – глухим голосом начал он, – все так неожиданно, это ЧП. Вот рубашку эту дурацкую второпях надел, да… Если вкратце, то наше КБ сумело построить… машину времени.
Осадчий недоверчиво хмыкнул и снова повернулся к окну. Павлов болезненно воспринял выпад, сбился с мысли, нервно потер переносицу и продолжил:
– Честно говоря, даже мы, ее создатели, не представляем себе механизм работы машины во всем объеме. Но в науке такое положение сплошь и рядом. Мы часто используем процесс, не зная всех причинно-следственных связей, да… Если о теоретической базе, то за основу была принята теория Хроноса-времени, как огромной реки. В этой реке вместе с течением плывем мы. Скорость течения велика, а наши силы слабы, поэтому мы не можем преодолеть его силу и изменить свое местоположение в реке, то есть мы живем в настоящем. Но вот представьте себе, что ветер срывает с вашей головы шапку и бросает назад. Предмет попал в прошлое. Примерно так действует наша машина, она кидает объекты назад в прошлое.
– А будущее? – спросил Польшаков.
– С будущим сложнее. Понимаете, мы же не ветер, чтобы бросить предмет абы куда. Переместить объект вперед или назад по временной шкале одинаково возможно. Проблема в том, чтобы он не оказался в стене дома, над вулканом или перед грузовиком на автостраде. Поэтому в прошлом мы наметили несколько крупных объектов, местоположение и описание которых нам досконально известно и кидаем предметы в них или рядом с ними. А в будущем мы таких мест не знаем, ведь обычный дом могут перестроить, снести…
– Продолжайте, – сказал Варежкин и взглянул на часы.
– Да, да, – заторопился Павлов. – Как я уже говорил, мы научились бросать, мы используем именно этот термин, предметы в прошлое. Лет на пятьсот, более глубокое время требует детальных проработок. Сначала бросали неживые объекты, потом собак, кошек.
– Людей? – спросил Польшаков.
– Людей – нет, ведь они не смогут вернуться, – тихо ответил Павлов. – До сегодняшнего дня людей не перебрасывали. А вчера злоумышленник проник на территорию, зарядил собственную конечную станцию и перебросил себя. Мы знаем год переброски, знаем место, куда он направился, но не знаем, зачем он это сделал.
– А это важно? – спросил Евтушенко. – Ведь помешать вы ему уже не сможете, как я понимаю.
– Как сказать, – покачал головой Варежкин. – Но разговор пока не об этом. Продолжайте, Валерий Андреевич.
– Понимаете, отсюда мы можем следить за живыми объектами, – сказал Павлов. – Не как в видеокамеру на мониторе компьютера, а несколько иначе. Отсюда мы наблюдаем отдельные течения Хроноса как совокупность цветных временных линий, или определенных процессов, в число которых входят и человеческие жизни. Мы можем выделить отдельную линию, или несколько из них, и сможем наблюдать, влияет ли та или иная на определенный исторический процесс, который тоже отображается цветной линией. Вижу, что непонятно, но я сейчас поясню. Приведу простой пример. Представим себе, что мы отправили в прошлое собаку. Проголодавшись, она набрела на племя, которое убило и съело слона. Собака присоединилась к пиршеству. Что мы увидим на своем экране? Слона, точнее его цветную линию жизни. На определенном этапе жизнь животного подходит к развилке: его могут убить, могут не убить. Линия слона идет по развилке, где встречается с линией племени, и исчезает. Линия собаки приближается к линии племени и на время соединяется с ней, присоединяясь к пиршеству. Теперь представьте себе, что мы отправили в прошлое Гринписовца. Он сумел отстоять животное, и возле развилки линия слона потекла по другому руслу, не соприкасаясь с линиями собаки и племени, со всеми вытекающими последствиями.
Несколько секунд в комнате было тихо, собравшиеся осмысливали, что им пытался объяснить Павлов.
– Вы хотите сказать, что тот, кто отправился в прошлое, решил изменить будущее? – проскрипел Осадчий.
– Вот именно, – ответил Варежкин. – Разумеется, это худшее из предположений, возможен любой другой вариант. Скажем, неудачник решил коренным образом поменять свою жизнь, начав ее с нуля, или выяснить разгадку исторического белого пятна. Но мы не можем утешать себя такими предположениями, а обязаны рассмотреть наихудший вариант, причем в самые кратчайшие сроки.
– Вы следите, как преступник влияет на ход истории? – поинтересовался Евтушенко.
– Увы, для этого нужно знать, какой исторический процесс его интересует.
– Собственно, для этого мы вас и позвали, – вмешался Варежкин. – Вы должны ответить на вопрос: каковы цели преступника.
– В какой год перебросил себя преступник? – спросил Польшаков. – Возможно, сама дата крупного исторического события подскажет нам…
– Конечно, близость к определенной развилке, возможно, указала бы нам на цель, но увы, – не дал ему окончить Павлов, – когда мы говорили о дате, я несколько покривил душой. Поскольку процессом руководили не мы, не была проведена процедура записи, и я вычислил дату по количеству затраченной