открылась, и в кабинет вошли трое: капитан теплохода «Карл Либкнехт», помполит и моторист Куцый. Лебедев возбужденно хлопнул в ладоши: этих людей он ждал с нетерпением.

– Ну проходите, – радостно сказал он, – садитесь. Как у вас дела?

– Прекрасно, – сочным баритоном ответил помполит. – Партийная ячейка не дремлет. Вчера собрание постановило: моториста Куцего исключить из партии. Вот протокол…

Лебедев почувствовал, что у него в душе все упало.

– Как исключить? – сдавленным шепотом прохрипел он. – За что?

– За пьянство, – тихо произнес помполит, чувствуя, что что-то тут не так.

– Да я вас, – повышая голос с каждым словом, начал Лебедев, – вы у меня!.. Что же вы наделали?!! – наконец в отчаянии прокричал он.

– А что? – испуганно спросил капитан и расстегнул ворот кителя.

– Оказывается, местные следопыты установили, – старик рассказывает, глядя куда-то в сторону, – что рядовому Куцему при форсировании Днепра посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Они копнули глубже и выяснили, что я жив, работаю в пароходстве мотористом. Тут уж за голову схватились мастер3 с помпой. Побежали на судно, собрали ячейку, срочно меня восстановили. На этом дело не заканчивается. Герой Советского Союза не может просто так работать мотористом. Посылают меня учиться. За год я экстерном заканчиваю пятый – десятый, нет, тогда было одиннадцать, одиннадцатый классы. Потом ВПШ (высшая партийная школа), и я из моториста становлюсь помполитом. В довесок ко всему получаю двухкомнатную квартиру и новую «копейку». К чему я это рассказываю… Я потом детишек этих, которые про мои геройства раскопали, нашел. Я, Витя, не знал, что для них сделать, они мне родными стали! Если бы не они, я бы мотористом в подвале так бы и умер. А они меня в люди вывели. За год я из грязи – в князи. Вот такие раньше дети были. А ты говоришь… – старик вздохнул, поднялся и, тяжело ступая, пошел к дому.

Родство душ

– Ступай и занимайся самосовершенствованием, – строго сказал бог Вишну, и грустная душа удалилась, скорбя. На ее место заступила другая, и сразу же на губах Вишну появилась ласковая улыбка.

– Ты был очень хорошим псом, Виу, и прожил достойную жизнь. Сейчас перед тобой стоит выбор: хочешь ли ты снова повторить свой путь на Земле, уже в качестве человека, либо подниматься по мирам поднебесья.

Душа склонилась перед богом:

– Если можно, я бы хотел снова вернуться на Землю и быть псом моего хозяина, Пушана.

Вишну приподнял одну бровь:

– Ты вырос из одежды собаки, ты достоин быть человеком. Зачем надевать обноски?

– Мой хозяин был очень добр со мной, – тихо сказала душа. – Я хочу снова быть его любимым псом.

Вишну нахмурился:

– Ты не можешь быть рядом с кем-то вечность.

– Мой хозяин ни разу меня не обидел, – с мольбой произнесла душа. – Он всегда был ласков со мной, я люблю его. Я готов идти с ним в огонь и в воду, если нужно, я пойду с ним в ад.

В лице бога появилось понимание.

– Но вскоре твой хозяин поднимется выше, в Восходящие миры. Если не случится непредвиденное, следующая жизнь – его последний путь на Земле. Если ты хочешь следовать за ним, тебе тоже следует расти. Я предлагаю тебе подождать следующего рождения Пушана и стать его братом.

– Благодарю тебя, Вишну, – поклонилась душа.

Прошло пятьдесят лет, и снова перед Вишну душа того, кто был когда-то Виу.

– Ты жил достойно, – произнес бог, – ты вправе выбирать: вернуться на Землю, либо подняться по мирам поднебесья.

Виу склонил голову:

– А куда идет душа Пушана?

– Пушан поднимается по мирам поднебесья.

– Тогда я хочу спуститься на Землю.

– Раньше ты хотел идти вместе с ним, – с оттенком удивления сказал Вишну.

Душа вздрогнула, лицо ее исказила гримаса, какое-то мгновенье богу казалось, что сейчас она выкрикнет проклятье… но Виу сдержался, лицо его приняло спокойное выражение.

– Я претерпел много горя от этого человека, – тихо сказал Виу. – Всевышний ему судья, а я бы хотел родиться где угодно, но подальше от него. Я понял: быть любимым псом человека и быть его братом не одно и то же. Ты знал об этом, Вишну, когда предлагал мне последнее рождение?

На лице бога появилось выражение сочувствия, но ответа Виу так и не дождался…

Объект особой важности

Их вызвали рано утром. Они сидели за столом, незнакомые друг другу люди, и молчали. Худощавый старик с клиновидной бородкой и взъерошенным чубом то и дело смотрел на наручные часы и что-то возмущенно бормотал себе под нос. Рядом с ним сидел такой же беспокойный мужчина лет пятидесяти в красной, с вышитыми узорами, нарядной, довольно нелепо смотрящейся в контрасте со строгими черными брюками, рубашке. Человек доставал из кармана телефон, что-то подсчитывал, записывал результаты в блокнот, отрицательно мотал головой, зачеркивал и снова считал… В поспешно-лихорадочных движениях чувствовалось волнение, которое он не мог скрыть. Возможно, человек в нарядной рубашке знал, зачем их вызвали.

В кожаном кресле на торце стола удобно устроился светловолосый мужчина в бежевой рубашке. Его слегка прищуренные, бутылочно-зеленые, словно у кота, глаза изучали умиротворение и сочувствие. Легко было представить себе, как в их глубине бессильно тонут паника и негодование собеседника, а о невозмутимо-спокойное лицо бессильно, как о гранитную стену, разбиваются волны человеческого гнева. Человек с зелеными глазами был самым спокойным из всех собравшихся, но возможно, тому виной была усталость, он не выспался и несколько раз подавил в глубине тела зевок.

Последним был высокий, мускулистый шатен лет тридцати в пестрой майке и темных джинсах. Несмотря на ранний вызов, он выглядел свежо и бодро. Человек сидел спокойно, но был похож на сжатую пружину. Казалось, стоит нажать сдерживаемый механизм, подать команду, и пружина распрямится, а человек вскочит, бросится сворачивать горы, нырять на дно океана, решать невыполнимые задачи, кого-то спасать. Но вместо этого он уже сорок минут сидел за столом, как и остальные трое, и терпеливо ждал.

В шесть тридцать восемь отворилась дверь, и в комнату вошел человек неброской внешности среднего роста. Лоб человека казался излишне большим из-за широкой залысины. Вошедший быстро прошел к свободному креслу на торце стола, но садиться не стал, а быстро оглядел собравшихся.

– Прошу простить, – начал он низким голосом, – за ранний подъем, того требуют обстоятельства. Прежде всего, позвольте представиться самому и представить вас друг другу. Меня зовут Ефим Петрович Варежкин, я первый заместитель начальника Службы Безопасности.

Варежкин переждал несколько секунд, давая возможность оценить уровень важности своей персоны, а значит и дела, и посмотрел на