Анжелика, ну хватит уже, соберись! Сделав себе это внушение, я вышла на площадку, спустилась по лестнице вниз, на улицу, и вдохнула морозный воздух.

День был солнечным и безветренным. Дети во дворе катали большие снежные кругляши для снеговиков, оставляя на белоснежной пушистой поверхности темные полоски.

Следы, следы, следы…. Снова темные и светлые отметины.

А какие следы останутся в наших сердцах – моём и Марка – после того, что случилось?

Кажется, крестная что-то говорила про первый закон термодинамики. Достав телефон, я погуглила:

«Замкнутая система не обменивается с окружающей средой энергией и веществом, количество энергии в такой системе постоянно. В то же время, если замкнутая система совершит работу только за счет своей внутренней энергии, то энергия иссякнет».

И внезапно откуда-то пришла уверенность: сегодня произошло нечто важное. Ни я, ни Марк больше не были замкнутыми системами.

Мы обменялись энергией, а значит, мир для нас уже не будет прежним.

Но вот каким будет новый мир?

…В чём-то я не ошиблась: после каникул Марк действительно сильно изменился – с него слетела вся спесь. Наверное, раньше бы меня это обрадовало, но только не теперь.

Потому что теперь… Марк  стал меня избегать. И это было не так, как раньше – когда он равнодушно скользил взглядом, словно не замечая. Нет, он меня  определенно замечал, но стоило нашим взглядам пересечься, сразу отводил глаза, и было во всём этом что-то невероятно мучительное,  тяжелое, то, от чего душа замирала так, как порой замирает воздух, чувствуя безнадежность грозы.

И гроза разразилась – в конце января, когда Михеева на уроке литературы  завела разговор про День святого Валентина. Обычно в нашей гимназии в этот день проводилась дискотека, как и осенью.

– Ирина Владимировна, а давайте в этот раз поставим какой-нибудь романтический спектакль, например, про Грэя и…

– Хочешь поставить  «50 оттенков»? Супер, давай! – перебил ее Гордеев и заржал на весь класс.

– Дурак! – надула губы Арина. – Я имела в виду «Алые паруса». Я буду играть Ассоль, а Грэя… ну, из мальчиков вряд ли кто-то подойдёт. Давайте попросим Марка Эдуардовича.

– Вот об этом я как раз и хотела поговорить, – Барби вдруг довольно резко отозвалась на слова Михеевой. – Допрыгались, красавицы? Довели Марка Эдуардовича?

– Кто? Мы? До чего мы его довели? – Арина удивленно захлопала ресницами.

– Ну а кто еще? Не я ж ему на шею вешалась!

После этой реплики было впору засмеяться – ага, как же, не вешалась! Но тон фразы и ее содержание совсем не располагали к смеху. О чём это она говорит?

Видимо, такой вопрос пришел в голову не только мне.

– Ирина Владимировна, вы о чём? – спросили хором несколько моих одноклассниц.

– О том, что Марк Эдуардович от нас… от вас сбегает. После каникул заявил, что увольняется и уже нашел себе замену.

Что тут началось! Девчонки запричитали и заохали, стали что-то кричать, размахивать руками, а я…

Моё сердце ухнуло и провалилось в бездну.

Марк уходит? Вот так, внезапно?

Неужели это всё из-за меня? Мог ли случай на каникулах привести к подобной катастрофе?

Все остальные уроки я места себе не находила. Что делать? Позвонить крестной? А она скажет – я тебя предупреждала. Отчаянно хотелось поговорить с Марком, но вдруг сделаю только хуже? Или хуже уже быть не может?

Я мучилась этими вопросами и не делала ничего, хотя душа металась, как подхваченный ураганом лист.

С утра до ночи меня раздирали самые противоречивые чувства: негодование, злость, бессилие, отчаяние. Они сдавливали горло, словно щупальца: не было сил дышать, не было сил жить. Иногда казалось – стоит лишь немного потерпеть, и боль отпустит, даст небольшую передышку, но она не отпускала, наоборот, с каждым днем становилась всё сильнее.

Какая же я идиотка! Почему не послушала крестную? А теперь мой глупый, импульсивный поступок обернулся настоящим бедствием.

Дойдя до крайней точки отчаяния, я подумала, что всё-таки надо рискнуть и поговорить с Марком, только вот никак не могла воплотить это намерение в жизнь.

Всё решил случай: в четверг я пришла на уроки очень рано и застала Марка одного в классе. Он смотрел что-то в телефоне и поздоровался со мной, не поднимая головы.

Сначала я пыталась вести себя непринужденно: вытащила учебник, потом тоже немного полазила в телефоне, но сохранять непринуждённость удавалось плохо.

– Марк Эдуардович, – наконец не выдержала я.

Он поднял голову и посмотрел на меня в упор. Во рту пересохло, но отступать было поздно.

– Это правда, что вы увольняетесь?

Это был самый глупый вопрос на свете, потому что одноклассницы уже несколько раз расспрашивали Марка об увольнении. Но я не знала, как иначе начать разговор.

– Да.

– Но почему?

Сначала он словно замялся, а потом ответил как бы нехотя.

– Потому что… уже давно понятно, что я не создан для всего… этого, – он обвел рукой класс. – Понимаешь, Лика, моя мать… она преподавала в университете. И считала, что у меня есть способности. Очень хотела, чтоб я тоже стал преподавать и перед смертью взяла обещание, что я останусь в университете. Только… как выяснилось, всё это было огромной ошибкой.

– Но вы очень хорошо знаете предмет и отлично объясняете материал!

– Анжелика, не стоит обманываться – педагогических способностей у меня нет. Уж кому это знать, как не тебе. Ведь я несколько раз доводил тебя до слёз.

Всё это он произнес с какой-то горькой усмешкой.

– То есть это из-за меня вы уходите? – из всей его речи я уловила только смысл последней фразы.

– Ну что ты! Нет, конечно! – быстро ответил он, но при этом почему-то отвел глаза. – Я еще раньше собирался. Просто вдруг понял, что больше тянуть не имеет смысла. В университете, правда…

– «Вдруг»? – перебила я, и губы мои почему-то затряслись. – Ну что ж, понятно. Удачи.

После этих слов я вышла из класса и направилась в туалет. Там, открыв кран с ледяной водой, умылась, а потом распахнула окно и подставила лицо морозному воздуху.

Теперь я знала точно: Марк мне врал.

Мог говорить что угодно, но он уходил из-за меня.

И что мне теперь делать?

Почему-то я вспомнила, как когда-то давно мы ездили в Вену на поезде «Москва-Ницца». Мистер Шульц боялся, что его кошка не перенесет перелета, поэтому брал билеты только на поезд. И там, в купе, на окне была надпись белыми буквами на немецком языке: «Notausstieg».

«Что здесь написано?», – спросила я у мистера Шульца. «Аварийный выход», – перевел он. Я тогда очень удивилась – почему в русском поезде надпись об аварийном выходе на немецком? Ведь не каждый сможет понять. Вот понадобится этот выход, и даже будет прямо перед глазами, а человек и не узнает об этом.