«С Новым годом!»

Он прочитал его сразу, но ответил почему-то только в шесть вечера.

«Спасибо».

Между отправкой сообщения и получением ответа я сходила с ума от какой-то тоскливой безнадежности, да и после состояние не сильно улучшилось. Кажется, он сердится на меня больше, чем я предполагала, и надо что-то срочно с этим делать.

Весь следующий день я бесцельно шаталась по магазинам. Бродила словно в забытье: купила пончик, а потом вдруг обнаружила себя в отделе мужской парфюмерии с флаконом-молнией в руках. Растерянно оглянувшись по сторонам, попшикала парфюм себе на запястье, а потом до вечера терла и нюхала это место.

Нет, так больше продолжаться не может! Нужно поговорить с Марком – попросить прощения и хоть немного пообщаться по-человечески. Всего один раз – это же не преступление? Мне казалось, что нет.  Поэтому через несколько дней, когда мама повезла бабушку обратно в деревню, я не выдержала: собрала остатки смелости и в очередной раз направилась к его дому.

«Марк Эдуардович, вы дома?» – сообщение, как водится, я отправила уже около подъезда.

«А в чём дело?»

Да уж. Как обычно – сама любезность.

«Я стою около вашего подъезда.  Есть важное дело».

Он оказался дома. Был небрит, одет в серый кашемировый пуловер и, кажется, совсем не рад моему появлению: не успел закрыть дверь, как сразу же стал меня отчитывать:

– Анжелика, послушай. То, что я хорошо знаю твою крестную, не дает тебе права приходить ко мне домой, когда вздумается. И если ты насчет результатов теста, сразу скажу – нет. Уж не знаю, зачем ты это сделала, но переписать не дам – раньше надо было думать.

Теста? Какого теста? Ах, теста! Я уже и забыла про него.

– Ой, нет! Дело вовсе не в тесте! Я пришла извиниться за свое поведение.

– Считай, что извинилась. Всё?

Гм. Крестная, ты, случайно, ничего не перепутала? Этот человек точно обо мне беспокоился?

– Нет, не всё, – я сунула ему в руки пакет с коробкой.

– Что это?

– Рождественский пирог. Тетя Надя передала.

На самом деле, крестная и знать не знала ни о каком пироге, я его сама сделала.

– Хорошо, спасибо.

Марк взял пирог в руки, посмотрел на меня и замолчал. Что, даже пройти не предложит? Грубиян.

– Можно войти?

– Зачем?

– Есть еще одно дело.

Я разулась, сняла куртку, сунула её Марку, прошла в гостиную и села на диван. В гостиной пахло цитрусовыми и корицей –  мой любимый новогодний запах.

Марк повесил куртку, прошел следом, положил пирог на столик и стал напротив меня.

– Ну?

– Семеро зайцев.

– Что?

– Видела их у вас в шкафу, когда искала банное полотенце.

– …И?

Мда, похоже разговор не клеился. Но настроение у меня было хорошее и настрой боевой, поэтому я продолжила гнуть свою линию.

– Как зовут самого большого?

– Какая тебе разница?

– Прошу вас, скажите!

– Ну, предположим… Ганс.

– Марк Эдуардович, подарите мне Ганса.

– Зачем?

– Потому что он очень подходит Марте.

– Кому?

– Вот, – я достала телефон и показала фото, – знакомьтесь, фрау Марта. Правда же, они будут отличной парой?

Марк внимательно рассмотрел фотографию, затем как будто немного поколебался, но всё же отрицательно покачал головой.

– Нет.

– Нет? – признаться, такого ответа я не ожидала. – Как это – нет?

– Да вот так – нет.

А этот человек умеет выводить из себя! Настроение стремительно портилось, но сдаваться я всё еще не собиралась: поднялась с дивана и начала приближаться к Марку.

– Но неужели вы не видите, что Марта и Ганс созданы друг для друга?

– Нет, – он стал пятиться к стене.

– Они же – «ракушки»!

– Нет!

Как только Марк уперся в стену, я приблизилась к нему вплотную, встала на цыпочки и потребовала угрожающе:

– Отдайте зайца!

– Анжелика, повторяю в последний раз: не от-дам, –  отчеканил он ледяным тоном. А потом нахмурился, выскользнул из моего «капкана», отошел на безопасное расстояние и скрестил руки на груди. – Уходи.

Это был конец. И моему терпению, и хорошему настроению: в очередной раз за последнее время я сорвалась.

– Да какой же вы всё-таки жестокий, бессердечный человек! Не даёте соединиться «ракушкам»! Но запомните: теперь Марта будет  являться вам каждую ночь в кошмарах – в отместку за то, что вы разрушили ее жизнь! – закричала я на всю квартиру, а после этих слов выскочила в прихожую и в спешке накинула куртку, позабыв про ботинки, – бежать, бежать из этого места!

– Анжелика!

Нет, больше и не посмотрю в его сторону!

– Анжелика, постой!

Чёрт! Всё-таки не выдержала, посмотрела. Вид у меня, наверное, был кошмарный. А у Марка… как будто растерянный.

– Это… – неожиданно пробормотал он, – понимаешь, моя мама их собирала. Я никак не могу отдать, они все мне очень дороги… как память о ней.

И тут из моих глаз сами собой полились слезы. Стало безумно стыдно, я рванулась к выходу, – хотела поскорее выскочить на лестничную площадку, но Марк внезапно схватил меня за руку и рывком притянул к себе.

Я понимала, что надо остановиться: немедленно прекратить реветь, надеть ботинки и уйти. Но вместо этого заплакала еще громче и прижалась к нему, совсем запутавшись, где нахожусь – в раю или в аду, так сильно смешалось в этот момент всё вокруг – запах его кожи и цитрусовых, колкость щек и мягкость кашемира, и моё счастье, и моя горечь, и моё унижение, и мой позор.

… А потом мы поженились, жили очень долго и счастливо.

Именно так мне бы хотелось завершить эту историю, но правда состоит в том, что ничего подобного и близко не произошло.

Наплакавшись, я молча отстранилась от Марка, наклонилась и стала надевать ботинки. Пальцы дрожали, и я пообещала себе, что больше никогда не стану покупать обувь на шнуровке.

– Может, выпьешь чаю? – вдруг спросил Марк каким-то странным голосом – хриплым, незнакомым.

– Нет, спасибо. Мне нужно идти, – если честно, мой голос при ответе звучал не менее странно.

Обувшись, я попрощалась, стараясь не смотреть Марку в лицо, но взгляд прилип к его пуловеру. В тех местах, где я прижималась к нему щекой, появились темные пятна – следы моих слез. Теперь поверхность пуловера – светло-серая с  темно-серыми разводами – напоминала шерсть фрау Марты, кошки мистера Шульца. Подумав об этом, я снова вспомнила о своей зайке и опять чуть не расплакалась.