В этот раз одета она была попроще – в джинсы и темный полушубок.

Конечно, никакого  желания общаться с этой любительницей-хватать-чужие-щеки не возникло, поэтому я быстро надвинула капюшон с мехом на лицо – решила незаметно выскользнуть и пойти в другую аптеку.

Но внезапно услышала фразу, которая заставила меня застыть на месте.

– Дайте, пожалуйста, тест на беременность.

Я вздрогнула, а руки почему-то затряслись, – да так сильно, что сумка упала прямо на грязный пол. Нагнувшись, чтобы ее поднять, я еще ниже надвинула капюшон и мельком взглянула на Валерию – не заметила ли она меня?

Нет, она была полностью поглощена своими мыслями и не смотрела вокруг. Расплатившись за тест, девушка отошла в сторону и положила упаковку в сумку, а потом у нее зазвенел телефон.

У меня в голове тоже звенело, и умом я понимала, что надо бы уходить, но не могла себя заставить это сделать. Словно приросла к полу – стояла и ждала, что будет дальше.

– Да, – сказала Валерия неизвестному собеседнику, а потом повторила, – да, уже сделала один, и он положительный. Сейчас купила еще, чтоб наверняка. Тогда и сообщу. Да, я тоже думаю, что мистер Вебер будет в восторге.

Я снова уронила сумку на пол, потом подхватила её и выскочила на улицу, позабыв и об аспирине, и о пластыре. Затем ринулась в сторону дома, не чувствуя под собой ног, но около подъезда остановилась, пытаясь отдышаться, и посмотрела на небо.

Было новолуние, и казалось, что лезвие месяца впивается прямо мне в сердце, от чего внутри всё разрывалось и кровоточило.

Я задыхалась от жгучей смеси обиды, разочарования и унижения.

Откуда взялись все эти чувства? Что со мной происходит? Почему мне так плохо?

Нужно рассуждать здраво, логически.

Кто он? Красивый мужчина, молодой и свободный. К тому же – мой учитель.

А кто я? Никто.

Просто глупая девочка с ракушками вместо мозгов.

Иначе и быть не могло. Не могло…

Только сердце отказывалось признавать логику.

Почему так больно, когда теряешь то, что тебе даже никогда не принадлежало?

– Лика, что с тобой?

Когда мама открыла дверь, по моим щекам текли слезы, и я никак не могла их остановить.

– Мама, я… – после этих слов я зарыдала в голос и бросилась маме на шею, – я… пошла в аптеку и кошелек где-то выронила. Прости, не купила то, что ты просила!

– Фух, – мама выдохнула и отстранилась от меня, – как же ты меня напугала! Ну разве так можно? Я уж подумала, что-то страшное случилось. А кошелек… неприятно, конечно, но это – такие мелочи! Хотя, помню, как-то Надя…

Обычно я никогда не истерила, но тут вдруг перебила ее и закричала:

– А вот и не мелочи! Совсем не мелочи! Вечно я что-то важное теряю – то сумку, то кошелек, то… – я запнулась, закрыла лицо ладонями и зарыдала еще громче, а потом продолжила сквозь всхлипы, – это потому, что я тупая и совсем бездарная!

Мама не обиделась, а снова попыталась меня утешить:

– Ну что ты, доча, успокойся! Ты очень умная! Ты у меня – самая лучшая!

– Нет! – я сорвала с себя шапку и бросила ее в угол. – Нет, нет, нет! – вскоре туда же полетела и куртка. Потом я ворвалась в свою комнату и стала швырять на пол что под руку попадется, повторяя:

– Я тупая, тупая, тупая! К тому же еще и уродина! Зачем я вообще родилась? Зачем? Зачем?

После того, как силы иссякли, я села на пол, прислонилась к стене, закрыла лицо руками и продолжила плакать, но уже тише. Мама, которая в ужасе наблюдала за моим срывом, подошла ближе и погладила по голове.

– Доча… всё будет хорошо, доча…

Внезапно меня стала бить дрожь. Заметив это, мама молча сделала мне горячую ванну, потом напоила чаем с малиной и уложила спать, подоткнув одеяло, как в детстве.

Только дрожь никак не унималась. В ту ночь я так и не смогла заснуть: огненные нити безнадежности и отчаянной тоски пронизывали тело и душу, причиняя нестерпимую боль.

Ах, как легко рассуждать о пожаре, если ты никогда не горел! И как всё меняется, когда адский огонь сжирает тебя изнутри!

Что со мной такое?

Неужели это и есть любовь?

В таком случае я бы предпочла никогда её не знать! Как теперь жить дальше, как?

«Кенотаф», – внезапно всплыло в голове. Кажется, именно так называли могилу без захоронения. И под утро мне стало казаться, что моё тело стало этим самым кенотафом – могилой, в которой абсолютно пусто, потому что всё сгорело дотла…

На следующий день удалось ненадолго взять себя в руки: извиниться перед мамой, уверить ее, что со мной уже всё в порядке и она может спокойно ехать за бабушкой.

После маминого отъезда я всё время провела в кровати без еды и сна – просто лежала и рассматривала узоры на обоях. Дурацкие узоры. Почему я раньше не замечала, что они такие дурацкие?

В понедельник идти в гимназию не хотелось: одолевало искушение прогулять уроки, ведь мама должна была вернуться только вечером. С другой стороны, возникло желание прийти на немецкий и сделать  Веберу какую-нибудь гадость. Да, я понимала, что в случившемся нет его вины, но всё равно почему-то была очень на него зла.

В итоге тёмная сторона взяла верх – на уроки я пошла.

На алгебре Ольга Борисовна, как обычно, скакала перед носом со своими историями, но впервые в жизни я этому радовалась: удалось хоть немного отвлечься.

А на немецком снова нахлынула волна нестерпимой боли.

Вебер дал писать тест – я специально отметила всё неправильно. Потом решила не дожидаться конца урока, а шлепнуть ему тест на стол и гордо удалиться. Знала, что это – тупо, только ничего не могла с собой поделать.

Поднявшись из-за парты, я медленно подошла к его столу и силой припечатала лист к глянцевой поверхности. А потом… потом перед глазами всё потемнело и поплыло.

Последнее, что помню – вскрики одноклассников, испуганное лицо Марка и снова эта чёртова пульсирующая жилка на его шее…

…Очнулась я на кушетке в медкабинете.

Рядом находились Марк и наша медсестра, Наталья Владимировна.

– Лика, как ты? – спросила медсестра.

– Отлично, – ответила я и тут же попыталась встать, но она не позволила этого сделать.

– Нет, нет, лежи! Давление у тебя сейчас очень низкое. Я пыталась дозвониться твоей маме, но не смогла. Позвоню Наде.

Ох, вот это я влипла! К большому сожалению, Наталья Владимировна была соседкой моей крестной, а также очень хорошо знала маму, так что скрыть происшествие теперь никак не получится. Не знаю, как в этом случае медсестра должна действовать по инструкции, но Наталья Владимировна задала мне несколько вопросов, а потом позвонила крестной и вкратце рассказала о случившемся.