— Но как же ты это сделаешь?! — испугалась Коновалова. — Ведь он очень сильный, с ним трудно справиться.

— Не бойся. Мы уж сделаем как следует, — отвечала Екатерина.

В план Павловой были посвящены также мать Коноваловой, Анна Киселева, и крестьянин Дмитрий Телегин. Все они стали сообща совещаться, как бы без хлопот справиться с мужем Коноваловой. В результате остановились на мысли напоить его до беспамятства во избежание сопротивления, а затем, пользуясь его беспомощным состоянием, удушить. Пришедшему в этот день в гости к жене Петру Коновалову стали наливать одну рюмку за другой. Ничего не подозревая, тот безостановочно пил, все более и более пьянел и наконец, свалившись на диван в гостиной комнате, погрузился в мертвецкий сон.

— Ну! — начала торопить Павлова.

— Какой праздник-то завтра! Николая Угодника! А мы что затеяли, — нерешительно протянул Телегин.

— Ничего, Бог простит. Вот давайте лучше помолимся Николаю Угоднику, чтобы он послал нам успех, — сказала Павлова.

И они начали истово креститься на находившуюся в комнате икону.

— Ой, страшно! — с ужасом повторяла жена Коновалова.

— Пустяки! Перестань глупить! — ободряла ее подруга.

Телегин с Павловой подошли к спавшему Коновалову, взяли его за голову и ноги и, перетащив на ковер в спальне, спустили на окнах шторы. Было два часа ночи, и в комнате горел только один ночник.

Павлова взяла шелковый шнур от корсета своей подруги и, попробовав его крепость, сделала петлю.

В это время, по словам Коноваловой, мать ее, видя, что Павлова действительно собирается привести в исполнение свой злой умысел, начала горячо протестовать против готовящегося преступления. Но ей приказали молчать, пригрозив позвать полицию. Киселева вышла на улицу.

— Жаль мне было мужа, — поясняет Коновалова с дрожью в голосе и подносит платок к побледневшему лицу. — Но так уж, видно, Бог судил.

Прежде чем приступить к удушению, злоумышленники удостоверились, насколько сильно опьянела жертва. Коновалова толкали и трясли, но он только глухо мычал.

Телегин связал веревкой ноги спавшего, и Павлова приблизилась к нему с шелковой петлей. Через минуту оба они наклонились над своей жертвой. У Анны похолодело сердце, ее охватила дрожь, глаза застлало туманом, и она уже не видела, кто душил несчастного мужа. Послышалось короткое, сдавленное хрипение, Анна почувствовала сильный удар в ноги. Это задыхавшийся муж в предсмертной агонии забился на полу и задел ее связанными ногами. Наконец он затих. В комнате повисла зловещая тишина.

Видно, как Анне тяжело вспоминать все эти подробности. Голос ее дрожит, она порывисто дышит. Картина ужасного преступления ясно запечатлелась в ее мозгу. Несмотря на то что прошло уже три года, роковая ночь стоит у нее перед глазами. Председательствующий, чтобы дать успокоиться подсудимой, объявляет перерыв.

Через некоторое время заседание возобновляется. Коновалова тихим голосом продолжает свой рассказ.

Труп задушенного решено было поскорее увезти из Петербурга. С этой целью преступники взяли у матери Коноваловой объемистый сундук длиною около двух аршин и втиснули в него боком тело убитого. Потом сундук зашили в простыню и обвязали веревками. Все проделывалось очень хладнокровно, как будто это был самый обыкновенный багаж.

Рано утром, когда в городе еще горели фонари, Телегин нанял двух извозчиков. На одну пролетку поставили сундук с убитым, в другой поместились Коновалова и ее подруга, и через полчаса они уже были на Николаевском вокзале. Здесь Анна купила подруге билет на поезд и дала ей на расходы 45 рублей. Сундук был сдан в багаж, и с девятичасовым утренним поездом Екатерина Павлова выехала в Старую Руссу. Через несколько дней она возвратилась обратно в Петербург и похвалилась подруге, что все обделано благополучно. За свои «труды» она стала просить еще денег, потом взяла у подруги несколько шелковых платьев, затем опять потребовала денег. В общем, по словам Коноваловой, начала систематически обирать ее. Телегину за участие в преступлении Анна дала около 100 рублей.

Председательствующий приказывает ввести в зал суда Екатерину Павлову.

Это женщина лет тридцати, с некрасивым скуластым лицом. Держится хладнокровно. Ее волнение выдает лишь беспокойное выражение раскосых калмыцких глаз. Свою виновность она решительно отрицает.

Вслед за Павловой вводятся, один за другим, остальные подсудимые.

Дмитрий Телегин, лет тридцати семи, с антипатичным, хищным выражением лица, хитрыми подслеповатыми глазами, производит отталкивающее впечатление. Анна Иванова Киселева, сорока шести лет, представляет собой безликое существо, с тупым, покорным взглядом. Крестьянин Павел Иванов Анисимов, сгорбленный шестидесятилетний старик, со спускающимися на лоб седыми космами волос, простодушно-недоумевающе посматривает на окружающую его обстановку.

Анисимов обвиняется в том, что, не принимая участия в убийстве Коновалова, он с целью сокрытия следов преступления отвез труп на Дубовицкий выгон и бросил в снег.

— Зачем вы это сделали? — спрашивает его председательствующий.

— А Бог ведает, — пожимает плечами старик. — Пришел, значит, я пьяный из гостей. Ну, дочка и стала просить — отвези, мол. Вижу, человек мертвый, много хлопот с ним, вот и повез. А что был ли он убит — я про то не ведал. Думал — мертвец, да и только.

Павлова сознается лишь в том, что вывезла труп из Петербурга в Старую Руссу. По ее словам, она также не знала, что Коновалов был убит, а считала его умершим естественной смертью. Кто задушил его — она не знает, но в ночь на 6 декабря видела будто бы в гостях у подруги какого-то неизвестного ей «черного мужчину». После Коновалова вошла к ней в комнату и стала просить отвезти куда-нибудь ее умершего мужа.

Опрошенный по этому поводу Телегин понес было какую-то околесицу, вовсе не касаясь преступления. Председательствующий прерывает его и требует говорить только по существу дела. Телегин начинает рассказывать. По его версии, к убийству он не причастен, Павлова с подругой обделали свое дело без его ведома.

Анна Киселева говорит, что она не была в спальне в то время, когда душили мужа дочери. После она увидела Коновалова уже мертвым и отдала свой сундук, чтобы спрятать в нем труп.

После предварительной присяги начинается опрос свидетелей.

Марфа Тимофеева, мать покойного Коновалова, рассказывает, что она не сочувствовала женитьбе своего сына. По ее словам, брак этот был действительно очень неудачный. Анна невзлюбила мужа и уже через два месяца после свадьбы пыталась сжечь его, поставив с этой целью под кровать жаровню с горящими углями. К счастью, жаровню вовремя заметили, и Анне не удалось довести до конца свой ужасный замысел. Свою невестку Тимофеева считала очень плохой хозяйкой и к тому же женщиной далеко не безупречного поведения.

Сестра убитого, Варвара Петрова, также нелестно отзывается о подсудимой.

Мать Анны Коноваловой заступается за