по другу соскучиться, — и улыбнулся, такой довольный. А следом нахмурился: — Или ты не хочешь больше гулять?

Я внимательно посмотрела на Пашку. И всего лишь одно слово сказала в ответ:

— Можно.

Видимо, у нас планировалось весьма много (точно больше одной) прогулок. Что ж, и то неплохо. Мои девчонки занятые, как и любые иногородние студенты. Это нам с Пашкой, местным, заняться больше нечем. Надо с кем-то общаться. Иначе я сойду с ума.

Сколько времени мы потратили на прогулку? Часа, кажется, два или чуть больше.

Вернулись в сквер и разошлись на том же перекрестке, на котором встретились. Пашке было в одну сторону, а мне в другую. Разошлись так, не по-настоящему, потому что знали наверняка, что скоро встретимся вновь. Не уверена даже, что все-таки успеем соскучиться.

Обдумывая все сразу и ничего одновременно, я добрела до выхода из парка. И впервые часа за три зашла в сеть. Полистала ленту — ничего интересного. И, главное, никаких новостных каналов…

А вот и Ник. Его безличный профиль.

Отправила ему заявку в друзья.

Мы ведь друзья?.. Не могу же я делиться своими стихотворениями с незнакомыми людьми…

***

Все-таки мы оказались друзьями.

Стихотворение я отправила без десяти девять, когда от земляники уже и стаканчика не осталось.

Во втором семестре у нас был преподаватель, который со всей дотошностью учил нас хорошим манерам. В том числе, интернетным. Так вот, по его правилам, нельзя отправлять сообщения до девяти утра и после девяти вечера. Стоило хотя бы на минуту опоздать со своим письмом (а задания мы отправляли именно в письме) — пожалуйста, выслушивай нотацию на всю лекционную аудиторию.

Я тянула до последнего. И все же этикет не стала нарушать.

А следом за стихотворением отправила мою любимую фотографию моего любимого куста сирени: через листья просвечивает яркое солнце, так что видно все прожилки. Отвлекла внимание.

И получилось у меня это весьма неплохо.

Ник ответил минут через сорок. Его хорошим манерам, видимо, никто не научил.

«не романтичен я к природе…»

Вот тебе и раз. Ни ответа, ни привета. Сразу с обвинениями накинулся.

«а пионы?»

Я продержалась лишь две минуты, прежде чем выдвинуть ответные обвинения.

«это было для тебя… девушкам всегда такое нравилось».

Ну понятно. Значит, в том цветущем уголочке я была в лучшем случае четвертой.

«а к чему романтичен?»

«к небу. ночному. или закатному».

И далее:

«а насчет стихотворения… красивое, правда».

А я-то уж думала, он сейчас каждую строчку разложит на составляющие. И скажет, насколько я неправа и бездарна. А он вот так, лаконично…

Решила сама себя поругать:

«рифмы, правда, косые получились. и с размером, кажется, проблемы, я иногда пересчитываю слоги, а здесь на слух писала».

Ник не проникнулся моими поэтическими проблемами. Ответил:

«это не отменяет того факта, что оно красивое.

хотя я бы, конечно, на месте твоей героини лирической не надеялся на ветер. нельзя ни на кого полагаться, особенно, если хочется изменений».

«личный опыт?»

«однако, любишь ты интересоваться моим личным опытом.

можно и так сказать, да.

когда ты меняешься, ты оставляешь позади не только свои привычки и распорядок дел. но и людей, дорогая…. если твое дерево не найдет в себе силы уйти, никакой ветер ему не поможет».

«как оно уйдет?? у него ног нет, только корни».

«а это тебе лучше знать, твое же дерево. пускай эволюционирует».

В мою комнату ворвался Илья. Как всегда, без стука. Хотя я ему примерно десять тысяч раз говорила — стучись. Он у меня совсем дурачок, недалеко по развитию отошел от пещерного человека. Вот уж кому точно нужно эволюционировать.

— С кем общаешься? — поинтересовался он, едва ли не касаясь носом экрана моего телефона. Переписку я, конечно же, мгновенно потушила.

А за окном яркими красками разгорался закат, скользил по моим стенам красными полосами; волосы Ильи в этом цвете казались розовыми, и длинные ресницы подсвечивались, такого никаким искусственным путем не получить.

— С подружками.

— Вообще-то я все видел.

Я о-о-очень недовольно посмотрела на Илью. Он посмотрел в ответ, но куда уж ему. Сдался первым. Покосился куда-то в сторону, на окно.

Думаю, Нику бы этот закат понравился.

— Мой лучший взгляд, — заметила без лишней скромности.

— Единственный, скорее. — Илья прошелся по комнате, успев за несколько секунд навести хаос: подвинул записную книжку на столе, помял штору, покосил плюшевого зайца, что стоит у меня на тумбочке уже лет десять. Создал достойную себя атмосферу, одним словом. Потом спросил: — Так что у вас там?

— У нас?

Лучше бы и дальше гулял по комнате, вообще говоря.

— У моей порядочной младшей сестры и друга-раздолбая.

— Раньше приличным человеком его называл… А что у нас может быть?

— Вот и мне интересно узнать.

— Ну, в общем, слушай. — Я поднялась с кровати и задрала голову. Потому что сидеть при стоящем Илье вообще невозможно. Чтобы разговаривать, приходится кричать — слишком высокий. — Однажды я захотела порассуждать со своим старшим братом на тему свободы, которую нам дарят ветер и ощущение полета. Но он был настолько безразличным к моим творческим порывам и занят своими делами, а также оладьями, что разговаривать не стал и скинул меня на своего друга. Чтобы тот меня покатал на мотоцикле.

И улыбнулась.

— Прежде не замечал за Ником интереса к таким врединам.

А вот это мне уже не понравилось. Я покраснела — конечно же, от злости! И продолжила свой рассказ:

— Мы покатались и разошлись. Потом пару раз случайно столкнулись — вообще говоря, мой любезный, покладистый и очень вежливый старший брат видел эту пару раз своими глазами. Вот и все, что между нами было и есть. Сомневаюсь, что будет что-то еще.

— Тогда зачем ты ему пишешь?

— Я скинула стихотворение. Я согласилась на эту поездку ради того, чтобы его дописать. Пообещала поделиться потом.

Пожала плечами. Абсолютная невинность.

— У тебя глаза горят.

— Чего-чего? — Такого от Ильи я и вправду не ожидала.

— Глаза у тебя горят. Мне не сложно повторить. — И он даже руки сложил на груди. Кто из нас двоих ещё вредина!

— Это из-за экрана телефона. Если ты не заметил, уже вечер, полумрак. А экран белый.

— Нет, моя милая сестра, это из-за твоей наивности и мечтательности.

— Нет, это из-за легкого раздражения по поводу того, что ты врываешься в мое личное пространство. Ну, что ты хотел сказать?

Настал мой черед гулять по комнате. Я вернула записную книжку на место, расправила штору. Схватила зайца и обняла, выставила перед собой, как щит. Вот же доколебался до несчастной.