Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На второй нашей внеинститутской встрече я оказалась на удивление болтлива. Вот так вот, оказывается, надо было просто чуть-чуть привыкнуть. И приоткрыть дверцу в мир своей души. Каким бы сильным и выносливым человек ни казался, мир этот — хрустальный. Почти всегда.
— Не все умеют подбирать слова, — заметил Пашка. — Я никогда не умел, например.
— Тем не менее, ты будущий журналист. Тебе репортажи писать.
— Это другое. Обращение к широкой публике, а не к кому-то конкретному. Когда обращаешься лично… боишься показаться банальным. Счастье, здоровье, удача — что там еще? Таких поздравлений за день наслушаешься вдоволь, они все сравняются между собой. И в то же время — боишься показаться нелепым в погоне за оригинальностью.
— Поэтому?..
Не хватало вывода. Нас-то в институте учат, что у всего должен быть вывод. Некий подытог. Люди не любят анализировать информацию самостоятельно. И еще запоминают лишь начало и конец. Очень важно эффектно начать, чтобы захватить внимание на как можно более долгий срок. И понятно закончить, чтобы твои читатели, ну или слушатели, хотя бы что-то запомнили.
— Поэтому я из тех, кто обходится без открыток. Но тебе, на твой день рождения, обязательно напишу.
— Буду ждать. Я тебе тоже что-нибудь напишу. На твой.
День рождения у него будет в конце сентября, где-то на месяц раньше моего. Точную дату, к сожалению, нужно уточнить…
Пашка улыбнулся.
Вообще говоря, он очень мило улыбается. Опускает глаза вниз, а ресницы у него длинные. Приятно заставлять его улыбаться.
— В таком случае, я тоже буду ждать. Очень сильно.
Мы еще немного поболтали обо всяком. В основном говорил Пашка — и по большей части о музыке, которую я не слушаю. Пашка предпочитает зарубежную музыку, исполнители которой в большей части случаев мертвы или хотя бы доживают свои последние годы. Сходит с ума по Дэвиду Боуи. А из русскоязычного сегмента уважает только «Гражданскую Оборону». Считает ее чем-то уникальным и неповторимым. Единственной приличной вещью.
Я, конечно, попыталась ему доказать, что, если поискать, можно найти очень много талантливых исполнителей, и даже среди современников, и даже исполняющих свои песни на русском. Но слушать меня (и то, что я ему пришлю в качестве совета) Пашка отказался.
Мы еще немного погуляли по городу.
Ушли в какую-то сторону, которая обоими нами была не изведана. И в итоге слегка потерялись.
Так странно. Всю жизнь живешь в городе, но, стоит свернуть на дом раньше, или выйти на следующей остановке, или заглянуть на соседнюю улочку — и ты как будто оказываешься в своём городе впервые.
В итоге прогулка наша заняла почти три часа. Возвращались уже ближе к закату.
Небо было великолепное.
Мои подружки, тучки-овечки, под присмотром строгого небесного пастуха к вечеру вернулись в стойло. Лишь парочка самых маленьких барашков еще виднелась на небе — кучеряшки на их спине окрасились в розовый, земляничный цвет; под ногами рассыпалась золотая пыль. Если приглядеться, на ней наверняка можно разглядеть отпечатки копыт.
Я сказала Пашке что-то вроде: «Смотри, как красиво». И кивнула наверх, на небо.
А Пашка сказал, что красиво совсем рядом с ним. Я заозиралась по сторонам, поинтересовалась, что именно ему нравятся — панельки слева, еще окрашенные закатом? Или панельки справа, уже ушедшие в тень? А он покачал головой, будто бы я была совсем несмышленой. На несколько мгновений у меня замерло сердце.
Прощались мы там же, где и первый раз.
Под светом заката зелень в его глазах я совсем не смогла разглядеть.
…Этим вечером я отправила Нику фотографию: насыщенно-желтое небо, с розовыми вкраплениями, а прямо над солнцем — вытянутое в вертикаль облако с неровными краями, похожее на шрам или на шов, как будто в небе образовалась дыра и пришлось срочно ее зашивать.
Но вообще это был посох небесного пастуха.
В следующем сообщении я спросила:
«как у тебя дела?».
Как будто мне в самом деле было небезразлично, как дела у Ника. А у него как будто был резон отвечать на такой глупый вопрос мне, абсолютно незнакомому, по сути, человеку.
Как будто Илья не предупреждал меня, что все это напрасно.
Однако мне почему-то так сильно хотелось, чтобы наше общение продолжалось…
Ник прочитал мое сообщение через пару часов.
Но ничего не ответил. Ни единого словечка.
***
Следующим утром возвращалась моя Оля. Всего на пару деньков, потом поедет домой, побыть наконец с родителями.
Я вызвалась Олю встречать.
Самолет ее прибывал в аэропорт к девяти утра. Добираться до него часа два, если не будет пробок, но я вышла за три с половиной — хотела приехать пораньше, чтобы вовремя пройти все необходимые проверки… По моим далеким представлениям из детства, а летала я последний раз в одиннадцать лет, проверок в аэропорту было предостаточно.
Встать мне для этого пришлось в половину пятого.
Как очень часто бывает в таких ситуациях, спалось просто ужасно. Я крутилась с бока на бок и никак не могла улечься удобно. С открытым окном было холодно, а с закрытым — душно. Часа в три ночи, когда родители уже крепко-крепко спали, сбежал из дома Илья.
Чаще прежнего, раз в пятнадцать, я обновляла страничку с диалогами…
Ник последний раз был в сети в 2:36. Может, ему тоже не спалось. Тем не менее, это не замотивировало его ответить на мои сообщения. Впрочем, отсутствие ответа — тоже ответ. И временами он намного больше говорит, чем слова.
Голова у меня гудела.
Собиралась я на автомате. Когда заваривала кофе, кипятка налила до самых краев, удивительно, что не искупалась в кофе потом. Шкафы гремели, как дурные, хотя я старалась их придерживать, чтобы никого ненароком не разбудить.
Выходя из квартиры, я выронила один из беспроводных наушников. Он проскакал по ступенькам целый пролет — спасибо еще, что не в проем свалился…
А на середине пути к остановке я вспомнила, что забыла дома кошелек с наличкой. Пришлось возвращаться. После выяснилось, что в автобусе (я прождала его полчаса и за это время успела жутко замерзнуть, потому что оделась слишком легко для раннего утра) была возможность оплатить проезд картой. Обидно, ведь карту в этот раз я все-таки взяла с самого начала…