Остальные гости, явно прислушиваясь, как по команде прервали разговоры друг с другом. Короткая тишина, предварявшая твой ответ, показалась мне оглушительной.

– Ну я бы не сказала, что положение настолько критическое, – сказала ты, деликатно вытирая пальцы салфеткой, но твой взгляд, устремленный на меня, молил о помощи.

Я поднялся и стал наполнять опустевшие бокалы.

– Что такое юность, как не период биологической лабильности и агрессивности, не так ли?..

Моя шутка вызвала у гостей взрыв смеха, и только ты, похоже, решила, что насчет «агрессивности» я хватил через край, однако наверняка я сказать не мог: ты смотрела в стол, избегая встречаться с гостями взглядом.

– И все же мне кажется, юностью надо наслаждаться пока можешь, – изрек Джереми, осушивший несколько лишних бокалов мерло. – Но понять это можно только когда состаришься. Мне уже немало лет и… ни тебе лабильности, ни агрессивности. Теплые тапочки, плед, диван… Не очень-то приятно сознавать, что стоишь одной ногой в могиле. – Он залпом опрокинул еще бокал и как раз собирался добавить что-то еще, но тут со стороны входной двери послышался тупой удар.

– Запоздавший гость?.. – Джереми покачал головой и рассмеялся. – Есть люди, чей метаболизм реагирует исключительно на десерт.

– Это Элинор, – шепнула ты мне одними губами и зна́ком показала, чтобы я открыл дверь, пока наша дочь ее не выломала.

В одно мгновение я выскочил в прихожую и отпер замок еще до того, как Элинор разобралась, какой из ключей к нему подходит. Волосы упали ей на лицо, и когда она неверным движением руки откинула их назад, я увидел расширенные зрачки и потекшую то ли от жары, то ли от слез тушь на щеках. Руки Элинор как-то странно подрагивали, дыхание было неглубоким и редким.

– Добрый вечер, Элинор… – Дверь в комнаты была закрыта, но я боялся, что в гостиной все равно могут что-то услышать. Во всяком случае твой голос до меня долетал, хотя я и догадался, что ты стараешься говорить как можно громче. Похоже, не меня одного заботило, как соблюсти приличия в непонятной ситуации.

– У нас ш-ш-то, гос-ти?.. – речь Элинор была медленной и невнятной.

Вместо ответа я схватил ее за руку повыше локтя, протащил по лестнице и втолкнул в спальню.

– Не хошеш-шь, ш-штобы меня видели твои, ик… дрзья? – Элинор с размаху опустилась на кровать и начала раздеваться.

Я растерялся. Смутился. Было бы намного лучше, если сейчас в комнате с Элинор оказалась ты, Мегс, но, с другой стороны, я не мог допустить, чтобы ты увидела дочь в таком состоянии.

– Ты что-то пила? Принимала? – прошипел я. Внутри меня все переворачивалось, и я подумал, что Элинор не может не слышать, как громко бьется мое сердце. Наверное, ни одна книга по педагогике, ни один учебник для родителей не способны подготовить человека к потрясению, которое он испытывает, когда видит собственного ребенка под кайфом. Взгляд мой упал на Джеффри – плюшевого медвежонка, которого я купил Элинор, когда ей было всего несколько дней от роду. Он опасно балансировал на краю книжной полки над самой ее головой, готовый рухнуть вниз вместе с последними шестнадцатью годами моей жизни.

– Это важно, Элинор, – проговорил я, стараясь держать себя в руках. – Скажи мне, что ты принимала?

– Не помню. Немного того, немного этого… – К этому времени Элинор разделась уже до белья, и я мысленно взмолился всем богам, чтобы на этом она остановилась. От ее одежды пахло дымом, и это навело меня на мысль. Подобрав джинсы, которые она бросила на пол, я быстро обшарил карманы в надежде найти более внятные ответы на свои вопросы. Но в карманах ничего не было. Ничего кроме смятой салфетки и нескольких мелких монет. Деньги, которые я дал ей на такси, явно пошли на запретные удовольствия.

– Ложись. Я не хочу, чтобы твоя мать видела тебя в таком состоянии.

Элинор потянула на себя покрывало, на котором сидела, запуталась в нем, и мне пришлось ей помочь. Шагнув вперед, я укутал ее одеялом и подоткнул со всех сторон, как делал когда-то.

Повернувшись к выходу, я потянулся к выключателю, чтобы погасить свет.

– Почему ты ничего мне не говоришь, папа?

– Что именно я должен сказать?

– Что тебе стыдно за меня.

Элинор всегда умела читать мои мысли.

Я услышал, как внизу открылась входная дверь. До меня донеслись голоса, звук воздушных поцелуев, радостные восклицания, слова прощания и благодарности: «Все было просто великолепно! Надо будет снова собраться всем вместе, и как можно скорее!»

– Мы поговорим об этом завтра. А сейчас – спи.

В тот вечер мы прибирались и мыли посуду молча. Я отлично понимал, какой вопрос тебе хочется мне задать, но ты молчала, понимая, что еще не готова узнать правду. Наконец мы легли, и ты плакала, пока не уснула, а я ничего не заподозрил пока, услышав ровное дыхание, не попытался вытащить ладонь у тебя из-под головы и не почувствовал, какой сырой и холодной стала твоя подушка.

Убедившись, что ты действительно спишь, я осторожно поднялся и, выбравшись в коридор, поднялся наверх к спальне Элинор. Столько лет прошло, а автономные светильники в форме маленьких звезд, которые мы установили на потолке в качестве наглядного пособия к моим шутливым астрономическим лекциям, все еще работали. Почему?.. Потому ли, что много лет назад многие вещи были более надежными, чем сейчас, или потому, что так хотела Элинор? Этот вопрос я невольно задал себе, когда заглянул в комнату и убедился, что она по-прежнему лежит на боку и дышит ровно и спокойно. Слава богу – дышит!..

Прокравшись внутрь, я опустился на пол, пристроив под себя декоративную подушечку, свалившуюся с кровати. Моя рука сама потянулась к руке Элинор, которая свесилась с матраса: крошечный ребенок, почти зародыш, с одной-единственной непослушной конечностью… Ее пальцы были холодными, влажными. Глядя на звезды на потолке, я пытался согреть своим теплом руку Элинор, которая шестнадцать лет назад сама словно звезда упала с неба прямо в наши подставленные ладони.

– Я не стыжусь тебя, Элинор. Никогда не стыдился, и никогда не буду… – прошептал я.

Но она меня не слышала.

Когда появился врач, был ранний вечер. Я как раз поднялся, чтобы размять затекшие ноги и заодно проверить, хватит ли у меня мелочи, чтобы совершить паломничество к торговому автомату. Уже много часов я ничего не ел, и в животе у меня урчало так громко, что на мгновение я даже позволил себе надеяться, что этот звук разбудит Мэгги (в последние годы она очень заботилась о том, чтобы я регулярно питался).

– Хорошо, что я вас застал, профессор. Мне сказали, что вы аккуратно навещаете вашу жену и проводите с ней много времени… – Доктор Сингх бросил взгляд на застеленную мятым одеялом раскладушку в углу, но ничего не прибавил.

– Сорок лет брака что-нибудь да значат, – пробормотал я и сразу почувствовал, что мои слова прозвучали, быть может, несколько более мрачно, чем мне хотелось.