…В центре зала — женщины. Кажется, что их очень много, хотя на самом деле едва ли наберётся неполных шесть сотен. Это и есть Венок — те, кто могут приносить плоды, — и юные матери, родившие первенцев этой осенью, и матроны, у которых по десять-пятнадцать (и более) детей. У матрон по пять-шесть постоянных мужей, и если все они уже сделались отцами, матрона выберет себе ещё одного.

Магия помогает жёнам племени гор сохранять привлекательность в течение долгих лет, невзирая на ежегодные роды, и новый муж запросто может оказаться младше её старшего сына. Праздник будет длиться десять дней, и если всё семя, что извергнется за это время, направить в Реку, то она, наверно, выйдет из берегов. Вне Венка — девочки-ростки (их время ещё придёт) и старые ведуньи (их время уже ушло). Хотя мужья у всех пожилых орт очень даже есть, и любовными утехами умудрённые отнюдь не пренебрегают…

…Воздух пронизан ожиданием — горячим, жадным, пульсирующим. Воины-орты стоят широким полукругом, в центре которого, словно в фокусе гигантского зеркала, — Венок. Цветы оправдывают своё имя-прозвище — одежды женщин переливаются яркими красками и всеми их оттенками. Вплетающиеся стоят впереди — ведь Праздник начнут они. Луч солнца, пойманный зеркалом, способен разжечь огонь; и Муэт кажется, что и она, и другие цветывот-вот вспыхнут ярким пламенем от устремлённых на них мужских взглядов, жгущих и ласкающих одновременно…

…Стихия Эроса (так, кажется, звали бога любви у какого-то древнего народа) — как и любая другая стихия — может быть опасна, и Старшие это знают. Магиня и Воевода ведутпразднество, ведут чутко и осторожно, не допуская выплесканенужного. Это не так просто — Муэт видит, как заострились черты лица Мать-Ведуньи, и как на висках Вождя набрякли тугие извивы вен, по которым сбегают быстрые бисеринки пота.

Старшие (только они одни во всём огромном зале!) не стоят, а сидят. Сидят рядом на установленных на уступчатом возвышении за спинами Венка креслах причудливой формы (говорят, эти кресла были сделаны ещё до Войны и уцелели каким-то чудом) и внимательно следят за всем и за всеми, подмечая любую мелочь. Сколько им лет, никому не известно. Бабушка Муэт (она умерла в прошлом году) обмолвилась, что когда она была ещё ростком, Старшие выглядели такими же, как и сейчас — кажется, время не властно над этой парой. Они делят не только власть, но и ложе, и это естественно.

Однако поговаривают, что других мужей у Матери-Ведуньи нет, и это странно — не могут же следящие за законом сами его нарушать? Хотя Муэт однажды поймала себя на мысли — Старшие внеЗакона и надним. Они другие, и этим всё сказано — наверно, именно такой облик приняли бы Внешние, сошедшие в этот несчастный Мир. Старшие правят много лет, правят жёстко, но умело, и по-прежнему полны сил. И всё-таки когда-нибудь их места на Празднике Цветов займут другие Старшие — из стариков-ветеранов и умудрённых ведуний…

…Музыка живая, как и свет, что истекает прямо из каменной толщи стен. Вроде бы не такая эффектная магия, как боевая или целительная, но без неё жизнь ортов станет серой, словно камень заброшенных нежилых галерей. Шепчут что-то живые голоса, и убеждают — племя будет жить, потому что сегодня в Венок вплетутся одиннадцать свежих цветов. Орты верят, что души ушедших в Бездну раз в году возвращаются в Катакомбы — на Праздник — и радуются тому, что народ гор живёт, борется и любит…

…Широкое полукольцо воинов, обнимающее Венок, дрогнуло. По рядам ортов — а их несколько тысяч — пронёсся лёгкий шорох-вздох. Отец-Воевода начал говорить, и его слова слышат все. Мать-Ведунья молчит — ведь Вождь обращается исключительно к мужчинам. Но она вмешается — обязательно вмешается! — если будет с чем-то не согласна.

Строй шевелится. Повинуясь Слову, орты — поодиночке и группками — покидают свои места и отходят назад на пятнадцать-двадцать шагов, туда, где начинает формироваться другой полукруг — дальний. Строй редеет — здесь остаются только те, кто будут состязаться за самый ценный приз. Вождь помнит всё — в его цепкой памяти деяния всех ортов не только за этот год. Слово Отца-Воеводы никому и в голову не придёт оспорить хотя бы потому, что это Слово слышали и другие, и они могут подтвердить: сказанное — справедливо.

Ты чуть дрогнул в бою — не струсил, это немыслимо, а всего лишь дрогнул! — тебе не место в первом ряду. Ты сделал всего лишь шажок в сторону от строгих законов племени — не нарушил, это невозможно, а всего лишь отклонился! — сделай теперь пятнадцать шагов назад. Ты лишь на секунду подумал прежде о себе, а не о своём народе и не о своём долге — отойди и уступи место более достойному.

Строй редеет и редеет. Имена воинов звучат быстро, одно за другим, почти сливаясь, однако каждый успевает понять, почему и за что Отец-Воевода повелевает ему покинуть первый ряд. Но молодые орты, только ступившие на стезю воина, остаются почти все — за редкими исключениями. Такую поблажку они получают лишь однажды — на первом в их жизни Празднике Цветов: по праву юности. Впрочем, шансов взять верх над куда более опытными соперниками в равном состязании у первогодков практически нет…

Муэт почти не следит за быстрым мысленным речитативом — она знает, кто выберет её, и кого выберет она. По-другому и быть не может!

…Они росли вместе. Чуть ли не с того самого дня, как Муэт осознала себя, рядом с ней всегда был этот упрямый мальчишка, выделявшийся (и выделяемый ею) среди всех прочих ростков. Ей даже казалось, что они пришли в этот Мир одновременно, хотя Хок и был четырьмя годами старше.

…Когда он принёс ей янтарную жужелицу, Муэт испугалась, увидев друга: росток был весь изодран, а на его лбу красовался громадный кровоподтёк. Муэт уже знала, что ловить жужелиц — точнее, разыскивать этих зверьков среди нагромождения каменных глыб в необитаемых узких щелях, — очень трудно. И опасно — запросто можно ухватить голой рукой затаившуюся ядовитую многоножку или попасть на обед плотоядному грибу.

Но жужелицы были для ортов не просто домашними любимцами, а некими своеобразными амулетами, приносящими счастье. Неприхотливые и ласковые, янтарки жили долго и привязывались к своему хозяину, реагируя изменением свечения и мелодичным жужжанием на его настроение. И ещё они умели запоминать и хранить неопределённо долгое время слова и даже мысли владельца, становясь чем-то вроде живого дневника — причём дневника, недоступного чужому взгляду. Подарок — так Муэт назвала пойманную Хоком янтарку — до сих пор при ней. Сначала она доверяла жужелице нехитрые детские тайны, а потом — и гораздо более серьёзные секреты…

Хок вступил в круг бойцов, когда Муэт исполнилось шестнадцать. И тогда она впервые почувствовала, что её друг смотрит на неё глазами мужчины. И ей стало жарко и сладко. Но тут же она испытала ещё одно, доселе неизвестное ей чувство, — ревность! Приближался очередной Праздник Цветов, и Хок впервые должен был в нём участвовать. И Муэт знала, что шансы стать одним из победителей у молодого орта были — недаром менторы выделяли его среди многих других юношей. А менторы очень скупы на похвалы…

Но если он победит, значит… Значит, одна из Вплетающихся — а их двенадцать, и все они красивы! — позволит её, Муэт, другу вдохнуть первый аромат. Не она сама, а какая-то другая девушка сделает это! От этой мысли Муэт пришла в бешенство, а потом испугалась — что это с ней? Она что, смеет не соглашаться с законами народа гор? Но ревность не уходила, и продолжала покусывать Муэт своими острыми зубками…