заразила. Я не причинила никому вреда… И еще: я беременна. Беременна от русского — гражданина вашей республики… которому была законной и — смею сказать — хорошей женой. Еще раз: молю вас о помиловании!.. У меня все, ваша честь.

Почти минуту в зале висело гробовое молчание.

Потом воздух прорезал поросячий визг потерявшего самообладание дяди:

— Я… я требую наказать эту азиатскую шлюху по всей строгости закона!..

«Жаба» бросила на «потерпевшего» задумчивый взгляд и… ничего не сказала.

Стукнула молоточком.

— Объявляю перерыв до оглашения приговора.

43. Приговор

С гримасой «праведного» гнева на лице — дядя покинул зал.

«Жаба» еще раз вытерла физиономию белым платком. Пыхтя и отдуваясь — сползла с кафедры и скрылась за неприметной дверью.

У Юлдуз подкосились ноги. Она опустилась на скамейку и устало ссутулилась. Девушка была выжата до предела.

Сердце ее прыгало. В голове роем носились нерадостные мысли.

«Почему дядюшка Стаса так поступил со мной?.. Неужели все дело в том, что старик — левой ногой стоящий в могиле — мечтает завладеть еще одной квартирой?.. Но ведь не ради квартиры я вышла замуж за моего милого!..»

Юлдуз поймала себя на том, что по привычке шепчет молитву. Проглотила горький смешок.

«Хороша атеистка!..»

Тревожные мысли вновь накатили девятым валом.

«Да что там квартира!.. Главное, чтобы меня не бросили на нары. Я не хочу, не могу допустить, чтобы мой ребенок — невинный ангелочек — с самого рождения страдал за решеткой!.. Тем более я не хочу, чтобы малыша у меня отняли… Какое же все-таки чудовище дядя Станислава!.. Это дядюшка что-то разнюхал про меня. Надоумил судью вызвать на допрос капитана Иванова… Что будет со мною и ребенком?.. Что, что будет?..»

На кафедру — сопя и кряхтя — влезла «жаба». Взмахнула молоточком.

Юлдуз поднялась со скамейки. Вытянулась оловянным солдатиком — руки по швам.

— Оглашаю приговор по делу гражданки Восточного Туркестана Юлдуз Аманбаевой!.. — возвестила судья.

Юлдуз напряглась.

— Обвинения в том, что госпожа Аманбаева мошенничала с жилплощадью — суд признает недостаточно обоснованными. Подсудимая понесет наказание только за занятие проституцией. Учитывая чистосердечное раскаяние и беременность обвиняемой — к реальному тюремному сроку Аманбаева приговорена не будет…

Вздох облегчения вырвался у Юлдуз.

— …Но особа со столь сомнительными моральными качествами не имеет права проживать в нашей республике. Тем более — владеть недвижимостью в столице. А потому завещание Станислава Васильева аннулируется. Квартира переходит в собственность дяди покойного. Госпожа Аманбаева будет немедленно депортирована на родину. С запретом на въезд в Расею в течение пяти лет. Подсудимая!.. Вам все ясно?..

Юлдуз стояла ни живая, ни мертвая.

44. В отделении полиции

Под присмотром двух дюжих полицейских — Юлдуз в последний раз переступила порог квартиры Станислава. Собрать вещи.

Несколько смен одежды. Телефон. Документы. Полотенце. Зубная щетка…

Девушка захватила еще блокнот с рисунками мужа.

Спросила конвоиров:

— Не возражаете?..

Медведи-полицейские пожали плечами.

«Старый дядюшка все равно не оценит творчество племянника, — подумала Юлдуз, пряча блокнот. — Это же не банковская карта».

Девушка покинула дом мужа с одним потрепанным рюкзачком.

Ночь Юлдуз провела за решеткой, в отделении полиции. В компании таких же несчастных тюркских и таджикских женщин, приговоренных к депортации.

Поначалу девушка даже с долей удовольствия вслушивалась в родную речь. Долгое время Юлдуз жила затворницей. Ни с кем не перебрасывалась и словечком — если не считать коротких телефонных разговоров с мамой.

Женщины глазели на выпирающий живот Юлдуз. Некоторые даже просили разрешения потрогать. Спрашивали:

— Кто муж?.. Где он?..

Юлдуз в сотый раз отвечала:

— Русский художник. Он умер.

Женщины удивлялись. Многозначительно качали головами. Сочувствовали.

Громкая болтовня и плач постепенно утомили девушку. От духоты Юлдуз чуть не теряла сознание. Поудобнее устроившись на узкой жесткой койке — девушка отвернулась к стенке. На несколько часов забылась тревожным сном.

45. Муравей и джунгли

Арестанток подняли с первым солнечным лучом, пробившимся в крохотное оконце камеры. Вывели во двор.

Там уже толпились — под присмотром полицейских — такие же помятые и хмурые мужчины. Тоже таджики и тюрки.

Подъехал длинный автобус. Приговоренных к депортации мигрантов рассадили по салону.

Юлдуз досталось место у окна. Немного изумленным блуждающим взглядом она смотрела на поплывший за бортом автобуса город. Тюркская красавица — нежная, как цветок — прощалась с недоброй расейской столицей.

Дома-высотки. Магазины с ярко-кричащими вывесками. Громадные рекламные щиты. Офисные стеклянные башни.

В этих безбрежных джунглях Юлдуз всегда чувствовала себя слабым муравьем — которого в любую секунду могут раздавить.

Сколько унижений она здесь вытерпела!.. От грубых воплей начальницы в гипермаркете — до потери невинности с наглым жестоким клиентом. Но тут же — в этом чудовищном мегаполисе — Юлдуз, пусть и ненадолго, обрела любовь и счастье.

«Стасик. Милый Стасик. Я тебя не забуду. Никогда. Никогда».

Рядом с Юлдуз сидела полноватая тетушка в хиджабе. Как завороженная — дама смотрела на округлый живот девушки.

Спросила:

— Неужели, дорогуша, ты беременна от христианина?..

Юлдуз только грустно улыбнулась.

46. Путешествие в красном вагоне

Автобус прибыл к главному городскому вокзалу. Депортируемых мигрантов построили в колонну по трое — и повели на перрон.

Мигранты ловили презрительные взгляды зевак. Шепот и выкрики:

— Так вам и надо — азиатам понаехавшим!.. Чемодан — ишак — кишлак!..

У платформы уже стоял состав. Все вагоны — зеленые. Один — красный. Мигрантам приказали грузиться в красный вагон.

Депортируемые хлынули в вагон роем цикад. Каждый торопился занять койку. Юлдуз задержалась в тамбуре, чтобы не попасть в толпу — в которой могли задеть