- А документы? – нахмурилась Марлена. – Рискнем купить билеты на свои имена?

- Рискнем взять имена чужие, - ответил Дилан. – Мне дали адресок здесь в Эльдерене… Я туда заглянул. Новые документы будут готовы через три дня.

Оставалось только ждать назначенной даты. Поддельные документы могли значительно облегчить жизнь скрывающихся беглецов и давали им шанс воспользоваться общественным порталом для перемещений по стране, но для того, чтобы легально пересечь границу, требовалось разрешение министерства внутренней политики, а для получения такового – веские причины, объясняющие необходимость выезда.

- Коллеги, занятые паспортами, обещали подумать над нашей переправкой заграницу, - как-то обмолвился Дилан, когда они гуляли по городу. – Но как я понял, надежного канала у них сейчас нет.

Дилан не называл имен, но Марлена была уверена, что «адресок в Эльдерене» дал ему лерр Траубе, как-то связанный с сетью заговорщиков по всей стране. Понимание, что теперь не только Дилан, но и она сама тоже в каком-то роде стали частью этой сети и пугало, и обнадеживало в то же время. Создавало ощущение, что все-таки они сейчас не в полном одиночестве вынуждены противостоять могущественному министру пропаганды со всем подчиненным ему государственным аппаратом вместе.

- Может быть, удастся узнать что-то о том, как преодолеть границу, у Эмила, все же он служит в пограничном гарнизоне, - добавил Дилан и признался: - Я часто вспоминаю его, но до вчерашнего дня даже не знал жив ли он. Рад, что он все же написал мне на мамин адрес, приурочив свое письмо ко времени моего выхода из Дартхайма.

- Расскажи, какой он? - попросила Марлена и взяла жениха под руку.

- Эмил? – переспросил Дилан с улыбкой. – О, он тебе понравится! Он совершенно, совершенно бестормозной и рисковый!

- Еще более, чем ты? – не поверила Марлена.

- Да я по сравнению с ним просто образец здравомыслия! – воскликнул Дилан воодушевленно. – Эмил – абсолютно бесстрашный, не боится вообще ничего и никого! И это при том, что он, представь себе, музыкант! Он мечтал стать композитором, уже сочинял и весьма успешно выступал. И ему даже предложили зарубежный контракт. Но Эмилу не посчастливилось уродиться сильнейшим воздушником. У него коэффициент потенциала и без всяких тренировок был почти единица! Конечно, военное министерство его с детства пасло, и никакая музыка их не интересовала. Так что, узнав о его намерении выехать за границу, вояки просто сцапали Эмила и против его воли зачислили в Дартхайм.

- Так же, как и тебя отец.

- Да, мы быстро нашли друг друга… на горе дартхаймской администрации. Знаешь, там, где обучают огневиков, все, кроме полигонов, просто в несколько слоев обвито и увешано противогорючими заклинаниями. Но, как выяснилось, мощный воздушник в паре с огневиком способны на такое! – Дилан заулыбался мечтательно. - До сих пор удивляюсь, как мы тогда все-таки не спалили весь этот Дартхайм дотла! Потому что мы очень, очень старались, надеясь, что рано или поздно нас исключат. Но начальство тоже уперлось. Нас пытались сломить всеми доступными им методами, пробовали разделять. Даже под арест сажали по очереди, я выйду, Эмил уже на губе, и наоборот. Пришлось заняться изобретательством. Я делал отсроченные по времени взрыватели и прятал их в нашем тайнике, а Эмил потом добавлял к ним свои концентрированные ураганчики. Да, повеселились мы тогда отменно! – он даже довольно зажмурился, предаваясь ностальгии. – Так и вижу, как Эмил, бешено сверкая глазами, кричит мне: «Кон фуоко, Фокозо! Ардэнтэ!»

[1]

Закрыть con fuoco - муз. "с огнем", focoso - муз. "пылко, пламенно", ardente - муз. "с жаром"

А вояки бегают и ничего не могут потушить!

Марлена лишь вздохнула, Дилан явно наслаждался своими воспоминаниями, ее же от них просто в дрожь кидало.

- А когда вспыхнула абсолютно огнеупорная, как было заявлено принимающей ее комиссии, экспериментальная башня, - продолжил рассказ Дилан, - нас вытащили из карцера, куда превентивно на всякий случай запихнули, хотя башню это все равно не спасло, отложенные запуски мы уже к тому моменту освоили превосходно, и приволокли к начальнику школы. И там доходчиво разъяснили, что упустить подобные таланты империя себе позволить не может, поэтому стараемся мы напрасно. И что живыми мы покинем защищенный периметр Дартхайма либо с приказом о выпуске и присвоении офицерского звания, либо с приказом об отправке рядовыми без права выслуги в дисциплинарную роту на пятнадцать лет, если от наших выходок кто-то реально пострадает. До тех пор мы все же соблюдали осторожность и покушались только на нематериальные объекты. И вот тут, Марлена, мы с Эмилом призадумались, - признался Дилан хмуро. - Правда, как потом выяснилось, о разном. Я все-таки хотел вернуться как можно скорее к тебе и маме и понял, что готов сдаться. Эмил же, должно быть, решил, что ему терять нечего, но чтобы не тянуть меня с собой, сделал вид, что тоже сдается. А на очередном Едином параде поднял и закрутил вихрем верхушку школьного командования.

- Кто-то пострадал? – ахнула Марлена.

- Разве что от испуга, - мрачно ответил Дилан. – Но это был настолько дерзкий и демонстративный вызов, что оставить его без последствий командование, разумеется, не могло. Эмила обвинили в нападении на старших по званию и, как и обещали, отправили куда-то рядовым на пятнадцать лет. Не представляю, как он выживал там эти два с половиной года…

- А как выживал ты?

- У меня было то, чего стоило ждать, и срок всего три года. А у Эмила отобрали единственное, что имело для него значение – его музыку, и не оставили никакой надежды.

- Ты хочешь попробовать его вытащить, - поняла Марлена.