— А ты знаешь игры? — Джоди уперла ручки в бока.

— В Англии я играла в игру под названием «Который час, мистер Волк». Хочешь поиграть?

Я закатила глаза. Конечно, она выбрала самую странную игру, но Джоди была за.

Вскоре я оказалась в джипе, мы с Дексом поехали к берегу. Мне не нравилось запираться в голове, но я могла думать лишь о лице Шоны и черном силуэте плохого.

— Детка? — нежно сказал Декс. — Ты в порядке?

Я покачала головой, глядя на проносящиеся деревья.

— Нет.

— Хочешь домой? — я посмотрела на него. Он выглядел сочувствующе. — Ты понимаешь, знаю. Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

Ох. Мое сердце надувалось, как воздушный шар. Я улыбнулась ему.

— Я не знаю, чего хочу, Декс.

Он глотнул.

— Ты еще хочешь меня?

Все во мне растаяло. Я повернулась к нему и коснулась его щеки.

— Конечно, хочу, Декс. Я люблю тебя. Ты это знаешь. Просто… я в ужасе. Все в том месте…

— Слишком?

— Да. Слишком.

— Расскажи о своем сне. Где ты видела девочку.

— О, я не хочу сейчас об этом думать, — сказала я. — Правда. Я хочу притвориться на миг, что санатория нет. Что мы вернулись к нормальной жизни.

— Ты прав, — он вдруг остановил машину у красивого вида. Он остановился у низкой каменной стены с видом на утес и город внизу. Без тумана было видно машины на 101, проезжающие Гэри, мерцающий океан и бесконечное синее небо. Мне стало лучше уже от вида, тепло летнего воздуха проникало в открытые окна.

Декс расстегнул свой ремень безопасности, а потом мой.

— Идем, — он убрал ремень с меня. — Там слишком хорошо, чтобы быть в машине.

Хотя мы были посреди склона горы, не так близко к цивилизации, как я хотела, я выбралась из машины. Он взял меня за руку и повел к низкой каменной стене, где усадил меня. Он посмотрел на яркий горизонт, щурясь, кольцо на темной брови блестело на солнце. Как и много раз до этого, я была потрясена его красотой. Порой это поражало меня.

— Этот берег, малыш, — тихо и хрипло сказал он. — Там мы встретились. А все из-за моего странного чувства, что нужно побывать в том маяке. Что я должен. А потом я увидел тебя. И все. Я знал, почему шел туда.

Я невольно улыбнулась. Я не знала, почему Декс так часто вспоминает встречу в последнее время, но мне это нравилось.

— Ты становишься романтиком.

Он вскинул бровь.

— Это новое. Тебе больше нравится такой Декс или пошляк?

Я коснулась его руки.

— Не важно. Они одинаковые. Они — это ты.

Он перевернул мою ладонь, чтобы было видно якорь.

— Смотрится отлично, детка. Прекрасно, — он глубоко вдохнул и пристально посмотрел на меня. — Ты все еще не сожалеешь?

— Ни за что, — убедила его я, не было сил отвести взгляд.

— Это будет на тебе навсегда.

— В том и смысл.

Он сжал мое запястье.

— Мы не знаем, что будет в будущем. Я вижу тебя сейчас, и ты напугана. Я не хочу так с тобой делать.

Я с вопросом смотрела на него.

— О чем ты?

Он облизнул губы.

— Я… хочу, чтобы ты была рядом. Долго. Но я не хочу делать это шоу. Я хочу закончить. Ради нас, — я раскрыла рот. Он продолжал. — Ты говорила на днях, что шоу не навсегда, что будет что-то другое. Думаю, ты права.

— И что мы будем делать?

— Не знаю, малыш, — он сжал мое лицо большими ладонями. — Не знаю. Но мы разберемся. Вместе. У меня есть деньги. Я позабочусь о тебе — о нас — пока мы не поймем.

Его слова окутали меня облегчением и тревогой.

— Так это конец «Эксперимента в ужасе»?

— Это должен быть последний эпизод, — заявил он. — И мы должны уйти громко. Но, да, это будет конец.

Он отпустил мое лицо, тревожно прикусил губу, оценивая мою реакцию.

— И? Что думаешь? Я не могу делать этот выбор сам.

Конец звучал решительно. Я знала Декса из-за этого шоу. Я не знала, какими будут жизни без него. Неизвестность — с призраками или без — пугала.

Он склонился, задел мои губы своими, и я вдохнула его знакомый запах мяты и Олд Спайса.

— Это конец шоу, — прошептал он. — Это начало для нас.

— Обещаешь? — проурчала я.

— Не просто обещаю, — он поцеловал меня нежно, мой рот открылся, и наш поцелуй стал влажным и жарким, окутывая меня медом. Я придвинулась ближе, ладонь скользнула под его футболку, ощутила твердый живот.

Но, к моему удивлению, он отпрянул, улыбнулся и убрал мои волосы за ухо.

— Перри, — сказал он. Его глаза сияли от эмоций, дыхание было тяжелым. — Перри… я…

Я была очарована им и не заметила подъехавшую машину.

— Надеюсь, я не помешаю, — знакомый голос разрушил чары между мной и Дексом.

Глаза Декса гневно вспыхнули.

— Черт! — буркнул он под нос и пронзил нарушителя убивающим взглядом.

Я посмотрела на Патрика Ротберна/Гэри Олдмена в «Приусе», машина гудела, рука свисала из окна.

— Нет, — быстро сказала я, не дав Дексу сорваться. Не знаю, почему он так нервничал, но попадаться злому Дексу было опасно.

Я сжала руку Декса и прошла к Олдмену.

— Что вас вернуло?

Он припарковался и поправил очки.

— Я на обеде. Хотел рассказать о девочке с рисунка. Я проверил в музее. Я не уверен на 100 %, но думаю, что прав. Оны была дочерью одного из врачей. Он начал там работать, чтобы быть ближе к ней. Доктор Ридли. Его дочерью была Шона. Он умер на год раньше нее, и ее перевели на верхний этаж.

— Как? — спросила я.

— Он упал, — просто сказал он. — Может, суицид, может, потому что не мог найти лекарство, и она умирала. Не знаю.

— Думаете, его вы видели тогда в халате?

Он молчал, вытащил фотографию из папки на пассажирском сидении.

— Я приехал показать это.

Я забрала фотографию и рассмотрела. Там улыбались мужчина и его дочь. У мужчины были зализаны черные волосы, он был в нарядном костюме с карманными часами. Девочка была такой, как я видела, ее волосы были накручены, а платье словно сшили из металлических нитей. Рождественская ель на фоне относила фотографию к декарбю. Я перевернула ее и увидела надпись «Доктор Тимоти Ридли и его дочь Шона, допущены 15 мая 1933».

— Завтра, но восемьдесят лет назад, — сказал Олдмен. — Я могу забрать?

Я закивала и отдала ему фотографию. Мне она не была нужна.